устроенных турками ещё в 1915 году – сразу после того, как 25-го мая английская субмарина В-11 дошла до Константинополя и потопила стоявший на якоре германский пароход «Стамбул». Британцы тогда устроили бойню, пустив ко дну ещё канонерскую лодку и шесть транспортных немецких судов. Но теперь пройти по дну проливов было невозможно.
Работы у Клима Пантелеевича было невпроворот. Задерживаться в Бюро приходилось до полуночи. Домой доставлял служебный автомобиль.
Часто, проезжая по пустынным, будто вымершим улицам Петрограда, слышались выстрелы, и пьяная, сошедшая с кораблей матросня, пыталась остановить машину. Водитель давил на акселератор и «Форд», разрезая толпу, точно ледокол, уносился в тёмное чрево улицы. Всё изменилось двадцать пятого октября, когда в два часа десять минут министры Временного правительства были арестованы в Малахитовом зале Зимнего дворца.
На следующий день после большевистского переворота Ардашев приказал подчинённым уничтожить всю картотеку агентуры, включая и архивные материалы. За окном уже занимался рассвет, слышались винтовочные выстрелы и раздавалась пулемётная трескотня, когда в рабочем кабинете Ардашева отворилась дверь. На пороге стоял князь – бывший начальник статского советника. В руках он держал бутылку мартелевского коньяку и две рюмки. Окинув взглядом рабочий беспорядок, разведчик сказал:
– Вижу, вы управились…В комнате жарко. Печь раскалена, и дым ещё не выветрился, несмотря на открытую форточку.
– Что делать, что делать, – развёл руками Клим Пантелеевич. – Пришлось поторапливаться. Не ровен час, сюда заявятся господа-товарищи.
– С картотекой вы обошлись жестоко. А как быть, если эти данные вновь понадобятся?
– Не волнуйтесь, Иннокентий Всеволодович, сразу же восполним.
– Вы спрятали копии в надёжном месте?
– Надёжнее не бывает, – улыбнулся статский советник, дотронувшись пальцем до виска.
– Ах, да, простите! Совсем забыл про вашу феноменальную память.
Князь плюхнулся в кресло, поставил рюмки на стол и наполнил.
– Люблю этот запах, – с благоговением вымолвил гость. – Пахнет рождеством и домашним уютом.
– Боюсь, нам долго придётся жить воспоминаниями о сытой и относительно спокойной жизни, – усаживаясь напротив, заметил Ардашев.
– Думаете, Советы продержатся?
– Не знаю, но действуют они очень решительно.
Князь молча выпил рюмку, его примеру последовал и Клим Пантелеевич.
– А вы останетесь в столице или подадитесь на родину?
– Уеду в Ставрополь. Надеюсь переждать в провинции это смутное время.
– Собираетесь практиковать?
– Возможно… А вы?
– Закончу кой-какие дела и махну за границу. Не имею права рисковать жизнью четверых детей.
– И куда?
– Ещё не решил. Но, скорее всего, в Америку. Лучше уж я оттуда