e> Неразрешимое Море сушу у нас крадёт, а потом возвращает сушу, криво море кирпич кладёт, строит Землю – все швы наружу. И оставшаяся гряда после бури, и новый берег, ночью выброшенный сюда, прямо к двери, открывают иной пейзаж, говоря о неразрешимом. На взъерошенный выйти пляж, перешитый, по ракушкам и по камням, окаймляющим, берегущим — глубина, цунами, война, утечка кофейной гущи! Что ни выберешь, всё ущерб, клокотание недовольства. День закатывается в щель. И глядит изнутри вещей откровенная глубина — обратная сторона Солнца медузой своих лучей. По ракушкам и по камням мимо нас, мимо — Необъяснимое Необъяснимо. И тянешься за ним по краю моря или огня — скорее-скорее обнять и сделать снимок.
«Пустыня загораживается горами…»
Пустыня загораживается горами,
море берегом.
Но если лампочка перегорает —
нет никаких преград.
И где те кораллы потерянные,
где тот Нескучный сад?
Наверное им темно,
или они разуверились
в своём воздухе и воде
и ушли в кино.
Теперь уже ищут Австралию.
Украли, на дно отправили?
К акулам в ад?
Ты накрываешься одеялом,
чтобы не потеряться,
однако тьма тебя не забывает —
теперь можешь бояться —
и принимает за раковину
или дикий плод ума.
Тьма тебя принимает.
Утром отыщешь себя сама.
Плод или раковина,
или дерево внутри – да-да!
Свет включается, горит,
и дерево в тебе не умещается.
Всякое дерево
пробирается, куда не звали,
выходит на всякий Арбат,
и растёт из его миндалин
дивный сад.
«Руки…»
Руки
Рука скатывается в песок,
в траву, ищет путь,
выпутывается из пути,
остаётся на плаву.
Рука получает всё,
что может вместить.
Семечки пустые, шелуха,
раковинки на берегу,
которым в ту же воду не войти,
останутся, застынут,
о нас забудут.
О, солнечные протуберанцы,
словно руки большие,
магнитные бури, звёздные войны!
Ведь мы этого достойны.
Как бы мы жили,
если бы не они?
Кто бы нас взял в свои руки,
сказал бы «здравствуй»?
Раздраконил по закону
магнетизма?
Кого бы ещё
винить?
«Вытянуть ладони слепоты…»
Вытянуть ладони слепоты,
чувствуя: обманчиво пусты,
отпуская мост на середину
синевы – не Индия, не Крым,
на меня удар её открыт,
выгнулся всей далью невредимой,
но не через Керчь и смерть, и пот
пара детских варежек вразлёт
улетает, пущена из лука,
крыльями спеша обнять и смять
высоту, пернатую, как мать,
и не уронить её безруко.
От одной и до другой руки
через темноту и васильки —
сколько темноты и Василиска —
по струне, бегущей в три ручья,
человечьи радости змея
в землю и луну – ни взять, ни выспать —
поспевают волны лечь и речь
врачевать, потворствовать, беречь,
если не распробовать иначе
моря одинокий топкий смысл —
ты с какого края ни