считал деньги, она собиралась и передавала свежие новости.
– …в книге я записала ещё Лишая. Он утром взял бутылку в долг, обещался вернуть сегодня вечером. Смотри внимательно за сигаретами, там ценник немного изменился. Эта пачка печенья отсырела, я её отложила в сторону, не трогай и не вздумай продавать. Я завтра у Николя спрошу, может, он мне по дещёвке отдаст. Бугай со своей шалавой сегодня вернули долг и хотели тут же ещё набрать. Но ты, смотри, не вздумай им давать. Они потом скрываться начинают, и от них денег не допросишься, – тётя Люба замерла, осмотрела тесное помещение, заставленное доверху товаром. – Вроде бы всё сказала. Вроде ничего не забыла. А, стой… Там под кассой ещё деньги есть, их не трогай. И водку вот эту, – он отвернула край покрывала и показала полупустой ящик, – не продавай её. И смотри, чтоб Николя не заметил, если вдруг соизволит к нам заглянуть. А так, всё по-старому. Всё, я ушла.
Она протиснулась в узкую дверь и исчезла в осенней сырости.
Только я устроился на ветхом стуле, как в окошечко постучали.
– Это снова я! – заглядывая в решётчатое окно, почти крикнула тётя Люба. – Николя запретил запирать окно.
– Так ведь холодно! – тут же возмутился я.
– Ничего не знаю. Он сказал, что из-за этого продажи падают.
– И ночью не запирать?
– Ночью особенно.
Я недовольно хмыкнул.
– Николя сказал, что придумает нам какой-то обогреватель. Но и предупредил сразу, чтобы мы особо его не палили, а то света много жрёт.
– Придумает он, конечно.
– Всё, ушла.
В этот раз тётя Люба действительно ушла и не появлялась до следующего утра.
Я всю ночь просидел в ларьке на дырявом ватном одеяле, укутанный в три пледа.
Приходили люди, покупали в основном сигареты и спиртное. Приходил и тот самый Бугай, которому запретили давать в долг.
Ближе к вечеру народ потянулся вереницей. Спиртное разлеталось как горячие пирожки. А быть может, и лучше. Товар так и не подвезли. У меня закончилась водка, и пришлось продать две бутылки из полупустого ящика под покрывалом.
Утром тётю Любу чуть инфаркт не хватил, когда она недосчиталась двух бутылок.
– Кирилл, я же тебе говорила не продавать, – не то взмолилась, не то негодовала она.
– Товара не было.
– Да мне плевать, что не было товара. Это моя водка… – сказала она и тут же замолчала, понимая, что проговорилась.
В общем-то я и сам подозревал, что она продаёт свой алкоголь, и, скорее всего, не только алкоголь.
– Чего вы так переживаете? Придёт партия, заберёте свои две бутылки.
Тётя Люба недовольно хмыкнула, упёрла руки в бока, тем самым съев последнее свободное пространство в ларьке, и демонстративно отвернулась.
– Деньги за товар под кассой, – сказал я и буквально вытек на улицу.
Работа здесь, конечно, будет полегче, чем разгружать фуры с колбасой, но тоже, как говорится, не фонтан. Вечные пьяные хари лезут сквозь узкое окошечко. Холодно