приняла на себя основной удар.
– Кейн, тебя тут никто не обижал? – заботливым тоном мамы спросила Арма, – Беги скорее домой, я тебя отмою!
– Пойдем, любимец женщин, – в свою очередь по-отечески похлопав Кейна по плечу, сказал Джон, и тут же брезгливо отдернул руку, – Как следует помыть тебя точно не помешает, да побыстрее.
– И это вместо «спасибо», что я принял на себя основной удар! – возмутился Кейн, – Могло и вас накрыть… этим самым.
Дождавшись, когда все зашли на корабль, Армаон наглухо задраил люки и, включив режим выхода из атмосферы, взмыл за облака.
XII
Солнце едва взошло, а Тадек был уже на ногах. Первый раз за долгое время он удивительным образом выспался. Сначала он даже не понял этого и никоим образом не осознал, но потом, заваривая кофе на допотопной плите, до него дошло – никто почему-то не шумел всю ночь напролет… А постоянный шум, крики и странные перемещения в ночное время здесь были явлением обычным на протяжении всего времени, что он вынужден был ютиться в этом общежитии, регулярно просыпаясь от бесконечных разборок и криков пьяных соседей и их постоянных, подозрительного вида гостей. Тадек отдернул выцветшую полосатую занавеску и открыл окно, пустив в комнату солнечный свет и свежий осенний воздух, с удовольствием позавтракав в тишине, которую нарушало лишь пение уличных птиц и звук редких автомобилей за окном. Все выходные он без устали и почти не отвлекаясь перерывами на еду корпел над статьей в этой крохотной, заваленной книгами затхлой квартирке. Статью нужно было отправить на этой неделе для участия в очередной научной конференции. И теперь, вдохнув полной грудью утреннюю свежесть, он пожалел, что не сходил вчера на пруд и не покормил лебедей, да и давнишние друзья, которых он поневоле и к своему стыду, игнорировал уже которую неделю, звали его в их любимый бар выпить пинту-другую старого доброго эля.
Закончив университет, Тадек решил посвятить себя миру науки, попутно преподавая лингвистику и зарубежную литературу, и к своим тридцати двум годам уже получил степень профессора, кафедру в местном институте и малюсенькую квартиру в институтском общежитии, что по местным меркам, считалось изрядной роскошью. Как и большинство людей подобного рода, Тадек был немного рассеян, немного беззащитен и совершенно не подкован в плане жизненной мудрости, да и вообще не очень-то приспособлен к суровым жизненным реалиям. Студенты любили этого слегка неуклюжего и неловкого на вид ученого, который никогда за словом в карман не лез и всегда забавно шутил, а коллеги по цеху уважали за профессионализм и порядочность. Он посмотрел на часы и, осознав, что уже вовсю опаздывает на лекцию, на скорую руку оделся, взял свой потертый темно-коричневый портфель, сунул в карман плаща очки, намотал на шею шарф и вышел, закрыв за собой дверь. Несмотря на то, что в подъезде горел свет, плотный холодный туман окутывал все