о незначительных его спектральных отличиях от голубого. Скажу лишь только, что это цвет предельной для меня морской глубины, а также цвет самого страшного в мире яда, когда-либо изобретенного живым существом. Х8, как вам известно. Кто его изобрел и зачем мы не знаем. Знаем лишь о его действии и до ужаса примитивной химической формуле. Ужас тут как раз и заключается в простоте его синтезирования, и что даже ребенок, имеющий начальные представления о химии, может его получить. Противоядия к нему, как известно, не существует. А единственное, что нас с вами всех спасает от нелепых случайностей или безумных замыслов иных, кхм… членов нашего общества, так это лишь диагностика. Уж больно легко его обнаружить, и кстати, именно по цвету, который он, что вы также знаете или должны знать, никогда не меняет. От себя могу только добавить, что синий вызывает у меня по этой ли причине или по какой иной, лишь отторжение и опаску.
Фиолетовый. Для меня это цвет перемен. Сами посудите, ведь именно ультрафиолет – двоюродный брат, так сказать, этого цвета, как раз и отвечает за наши с вами эволюционные изменения. Выбивая нуклеотиды из полимерных мегамолекул, он тем самым меняет наше потомство, что в конечном счете ведет к изменчивости видов и появлению новых, куда более совершенных с биологической точки зрения существ. И если ранее этот процесс был хаотичным, зависящим от многих случайностей, а потому и нестерпимо долгим, то сейчас мы уже полностью контролируем изменчивость, хотя и даем живым организмам, некоторую свободу в выборе изменений. Ведь мы все же не боги и не можем заранее знать к чему приведет та или иная мутация. Но посмотрите на небо, – Скит повел щупальцем по небосводу, описывая дугу. – Что вы там сейчас видите? Не фиолетовый ли? Посмотрите внимательнее.
Аудитория зашушукалась. И вправду, небо Тэи с приближением ночи стало отливать если и не чисто фиолетовым, то каким-то фиолетово-черным оттенком. И да – это действительно было красиво. Мириады звезд, от самых маленьких до очень ярких блестели на небосводе. Свет зари восходящего Зимнуса отбрасывал на восточную часть неба сиреневый отблеск, а остатки заката недавно скрывшейся за горизонтом Ли все еще окрашивали запад лилово-багровым.
– Вот, – продолжил Скит, – посмотрите внимательнее и вы увидите там все цвета радуги от красного до фиолетового, от зеленого до желтого, от синего до оранжевого. Это и есть наш мир, мой мир, мир моей планеты. Ну а мы с вами, – он опустил голову и обратился непосредственно к слушателям, – всего лишь маленькие частички этого беспредельного, пусть иногда и жестокого, но удивительно красивого мира. И извините меня, что сегодня я немного увлекся и не рассказал вам ни одной новой истории. Но я не мог поступить иначе. Ведь мои истории не только невозможны без всего этого, – он вновь повел щупальцем по небосводу, – но невозможен был бы и я сам, и вы, и все, что мы знаем. Ну а цвет, – что цвет? Без него, наверное, можно было бы и обойтись. Вот только, что бы это был за мир – серый, унылый, быть может, даже в