залил варочную поверхность.
Марианна не раздумывая подошла к плите, выключила газ и сняла крышку с кастрюли.
– Овощной бульон? – Она взяла ложку, зачерпнула немного отвара и как следует распробовала. – Это… Не хотела бы вас обидеть, но…
Она заметила солонку с местной герандской солью, потрясла ею и сказала:
– Фу!
– Fui. Oui. Laurine. Fui, – завороженно прошептал Жанреми. Его пошатывало.
– Лорин фу?
Он покачал головой и прижал руку к сердцу.
– Так, значит, это из-за Лорин вы пересолили суп?
Влюбленный повар. Самое надежное средство погубить кухню.
Марианна огляделась. В холодильнике она нашла то, что нужно: сырой картофель. Она проворно принялась чистить его и нарезать кубиками, а потом бросила их в бульон.
Жанреми выжидательно смотрел на Марианну.
Через пять минут Марианна налила ему немного отвара для пробы. Попробовав, он изумленно уставился на Марианну.
– Крахмал. Это все картофельный крахмал, – смущенно пробормотала она. – Через двадцать минут мы их снова вынем, а если и потом окажется, что суп пересолен, добавим пять вареных яиц. Вот тогда будет не фу. Фу уйдет. И я тоже.
– Bien cuit, madame Lance[49].
У него созрела интересная мысль.
– Что здесь происходит?
На пороге выросла женщина в черном, со звонким голосом и безукоризненной осанкой, и Марианна сразу поняла, что перед ней хозяйка заведения. Прямая как статуя, с лицом, изборожденным морщинами, следами невзгод, что постигли ее за шестьдесят пять лет.
– Bonjour, madame, – торопливо пролепетала Марианна и чуть было не сделала книксен.
Женевьев Эколлье, не обращая на нее внимания, в гневе воззрилась на Жанреми. Тот под ее негодующим взглядом замер, как трепетная лань.
– Жанреми! – Голос ее прозвучал как выстрел.
Тот дрожащей рукой протянул ей для пробы тарелку, с которой капал овощной отвар.
– Что, черт возьми, бретонский недотепа, ты опять сотворил с бульоном?
Она велела ему зачерпнуть отвара из моркови, лука-шалота, лука-порея, чеснока, сельдерея, ароматных трав, воды и мюскаде. В прошлые выходные посетители снова жаловались, и хотя Женевьев не принимала этих парижан всерьез, она терпеть не могла, когда они оказывались правы. После того как убрали со стола, Женевьев попробовала thon à la concarnoise[50] и убедилась, что от пересоленного соуса просто глаза на лоб лезут.
Court-bouillon был основой бретонской кухни. В нем вольготно чувствовали себя норвежские омары, блаженно утопали большие сухопутные крабы, томились, смотря по вкусу повара, утки или овощи. С каждым кипячением отвар становился наваристее и сохранял свежесть и аромат три дня. На этом бульоне приготовляли соусы, а одна водочная рюмка процеженного бульона способна была превратить посредственный рыбный суп в пищу богов.
Разумеется, если бульон не пересолить, но именно это в последние недели удавалось Перригу с пугающей регулярностью. Целых восемь литров бульона можно было вылить с мола в море, и рыбы точно отравились бы. Женевьев