кучно. Теперь предстояло проверить, насколько точно. Если их там встретит огнём пехота, то придётся или отходить назад, или окапываться прямо там, где застигнет стрельба. А уж оттуда под прикрытием пулемётов перебираться или правее, или левее, смотря по обстоятельствам. Или возвращаться назад. И не смотреть в глаза ротному. Тот посылать больше никого не станет, полезет сам. Уж его-то характер Численко знал хорошо…
Танковые снаряды теперь рвались вокруг дота. Вот мазилы, злился Сидор Сороковетов, наблюдая за работой танкистов. Если бы миномёт стрелял настильно, я бы давно им все амбразуры расквасил. Вслух об этом Сороковетов говорить не стал. Нервы у всех и так на пределе.
Они благополучно миновали взлобок давно не паханного поля и, обнаружив межу, поползли по ней. Межа неглубокая. Наверняка вещмешки и затылки видны. И если пулемётчик их сейчас засечёт, то достаточно будет одной очереди. Но они продолжали проталкиваться по той спасительной меже всё дальше и дальше, а пулемёт стрелял по другим целям.
Кустарник впереди горел. Огонь с треском охватывал можжевеловые кусты и мгновенно поглощал их. Неужели самоходка не ушла из такого пекла? Численко лёг на спину, чтобы отдышаться и осмотреться. И в это время среди огня и дыма сверкнул жгут горизонтального пламени… Не ушла. Караулит танки. Ждёт, подлая, когда экипажи потеряют терпение и начнут выводить машины из лощины. Позиция у неё словно для того и подобрана.
Межа была пропахана вдоль кустарника. Скорее всего, до войны это был не кустарник, а перелесок. Немцы, устраивая оборону, перелесок свели, но деревья убрать не успели. Вот они теперь и полыхают.
В самом начале боя самоходка, видимо, поспешила или её наводчик оказался не очень опытным стрелком – первыми снарядами промахнулся. И танки, обнаружив внезапную опасность, успели унырнуть в лощину. Если бы самоходка прихватила «тридцатьчетвёрки» на открытой местности, все три машины уже горели бы. Численко не раз наблюдал такие поединки. Теперь немцы не хотели уходить без трофея. А «тридцатьчетвёрки» из лощины не показывались. Только иногда над склоном балки мелькали их антенны и откинутые люки. Но прицельно расстрелять дот они тоже не могли. Для точной стрельбы необходимо подняться выше, чтобы выглянуть через гривку. А это означало высунуться под огонь противотанковой пушки калибра «восемь-восемь».
Снова полыхнуло из облака дыма и пыли горизонтальным и быстрым, как молния, пламенем. И там, куда ушла трасса, тут же вспыхнуло, настежь распахивая беззащитную броню. «Тридцатьчетвёрка» горела ярко, словно облитая соляркой.
– Лабешка танкистам… Из такого костра не выскакивают. – Голос Колобаева был мрачным, опавшим.
– Иван, – окликнул взводного Лучников, – может, теперь она уйдёт?
Численко втайне надеялся именно на это. Свой поединок самоходка уже выиграла, можно теперь и отойти, сменить позицию на более безопасную.
– Чёрт с ней, пусть уходит, – согласился Численко. – Три минуты отдыха.
Трудно, трудно было преодолевать свой характер.
Но молния