Ровесники. Немцы и русские (сборник). Сборник

1901 году, и Хильдегард, девичья фамилия Иоахим, родившейся в 1900 году. И еще сестра матери Кристина, по прозвищу Тунтун, которая примкнула к нам из Берлина.

      Мы считали себя мало похожими друг на друга, и лишь позже наши дети и внуки будут все время удивляться сильному семейному сходству. Особенно близнецы были очень разные. Я всегда искал близость к моей не очень нежной матери. Часто я прерывал игру в садике, бежал в дом, искал мать и, увидев ее и лишь крикнув: «Мама!», возвращался обратно. У Беттины и Корнелиуса всю жизнь были трудности с суровой матерью, в особенности Беттина страдала от ее официального и неласкового обращения.

      Меня всегда занимал вопрос, что же такое «воспоминания», насколько глубоко перемешаны собственные воспоминания с фантазией и услышанным. Но кое-что я помню, пожалуй, как однозначно пережитое. Так, я вижу себя стоящим у пианино, положа руки на его край, и с восхищением внимательно слушающим музыку, которая извлекалась проворными руками пианистки, репетиторши матери. Я вижу комнату, мебель, я слышу музыку, вспоминаю еще неясное чувство счастья, не помню только лица женщины.

      Когда это было? Сколько ребенку должно быть лет, чтобы видеть над краем пианино? Четыре года? На примере многих других воспоминаний я знаю, что моя выходящая из берегов фантазия и неспособность отделить пережитое от придуманного, а придуманное от ожидаемого до сих пор владеют мной и уводят от реального мира. И такими они и были, и сегодня еще есть, все мои «истории», обремененные недостатками сказочника, и вообще всегда говорили: «Опять ты, Клеменс!» В моих высказываниях привыкли допускать только некоторую степень соответствия истине. С такой предпосылкой можно жить, и в таком свете надо рассматривать и мое жизнеописание. В эпоху, когда еще не было письменности, требовался «рассказчик». Речь шла там гораздо меньше о правде или «правде», а больше о форме изложения. Жестикуляция и мимика, подбор слов и выражений было решающим, что сохранилось и сегодня. Много лет позднее в путешествиях на Восток я понял, что такое рассказчик, так как я бывал в гостях у большой семьи в Ливане на их ежедневных семейных встречах вечером с чаем, кальяном и кофе. На незнакомом языке я выслушивал длинные истории, которые мне никто не переводил, но которые, однако, производили на меня сильное впечатление оптически и акустически. Не понимая слов, я наслаждался этими часами; я научился понимать, о каких событиях идет речь. Пожалуй, настоящая ценность рассказчика – уметь захватить слушателя.