Константиновича. Маршала Советского Союза.
– А, похвально. Собачка какая злая, а? Кобелек породистый. Сколько ему?
– Полтора года.
– Призы будете брать.
– Надеемся, – на лице Шипова-младшего появилось что-то вроде бледной улыбки.
– Егор, ты не поверишь, мы оказались свидетелями убийства! – с жаром возвестил секретарь Зверевой. – Пойдем, проводим гостей в дом. Я тебе по дороге все расскажу. Марина Ивановна у себя?
– Да. У нее голова болит. Таблетки горстями глотает.
– Поди скажи, что все в порядке, они приехали. Нет, подожди, лучше я сам. Андрей?
– В душе, кажется. Я его позову. Потом.
– А остальные?
– Кто где, – Шипов неопределенно пожал плечами.
– Ну хорошо. Надо немедленно насчет ужина что-то сообразить.
– Тетя Шура телевизор смотрит. Я сейчас ей скажу.
– Будь добр. Проходите, проходите, Вадим, Сергей, не стесняйтесь. Вещи я отнесу наверх. Куртки можете оставить в холле. Вот так.
– Мы бы хотели сегодня же переговорить с Мариной Ивановной, – сказал Мещерский. – Вы понимаете, мы приехали специально для того, чтобы…
– Я сейчас все узнаю, – быстро перебил его Файруз. – Когда у нее недомогание, она обычно не… Ну, женщины не любят выглядеть не в форме. Сейчас все решим.
Мещерский так вымотался за этот длинный день, что ему даже не хотелось разглядывать дачу мировой знаменитости – к черту, если Зверева их сегодня не примет, тем лучше. И вообще вся эта история с бабкиными «предчувствиями», дурацкими снами, их с Кравченко приездом – неизвестно зачем в совершенно незнакомое место к совершенно чужим людям – показалась ему глупейшей авантюрой. «Вадька насчет оплаты пока ни слова не спросил, и я тоже. Но если она нас каким-то образом нанимает, то ведь надо как-то… черт, неудобно! Пусть это он спрашивает».
А о трупе на обочине шоссе он вспоминал все с той же брезгливостью, к которой теперь еще примешивалось и раздражение: столько времени потеряно. И ради чего? Какое к ним это имеет отношение?
Из глубины дома донеслись звуки рояля. Кто-то наигрывал мелодию из «Шехеразады» Римского-Корсакова – подбирал по слуху и ошибался. Мещерский вздохнул: что ж, к музыке в этом доме, видимо, придется привыкать.
Комната, куда привел их Файруз, располагалась на втором этаже в конце длинного коридора, застеленного синей бельгийской дорожкой.
– Уютно, евродизайн, – Кравченко отодвинул зеленую штору и выглянул в темное окно. – Ну и что будем делать дальше?
Однако «дальше» делать ничего не пришлось. Агахан сообщил, что Марина Ивановна чрезвычайно рада их приезду, но просит ее извинить – приняла таблетку и уже в постели.
От предложенного ужина приятели скрепя сердце вежливенько отказались: час ночи, пора хозяевам и покой дать. Лицо Кравченко при этом выражало неподдельное страдание, но держался он просто героически.
– Если хотите, я могу вас завтра разбудить, – предложил Агахан. – Завтракаем мы в девять.
– Не