ti mu o. Тебя поймали мы, мы – рыбаки.
Awa, Apeja, Тебя поймали рыбаки,
ti mu o, o ma le lo mo o от нас ты не сбежишь!
В тот вечер, когда Соломон поймал здоровенную рыбину, мы пели так громко, что к нам вышел старик, священник Небесной церкви. Босой, он ступал совершенно бесшумно, точно призрак. Когда мы только пришли на реку и заприметили поблизости церковь, то моментально включили ее в список своих приключений. Через открытые окна красного дерева подглядывали за прихожанами, бесновавшимися в зале, – стены внутри были покрыты облупившейся голубой краской, – и пародировали их дерганые танцы. Один лишь Икенна счел недостойным смеяться над священнодействием.
Я ближе всех находился к тропинке, по которой пришел старик, и первым его заметил. Боджа был у противоположного берега и, бросив при виде священника удочку, устремился на сушу. Та часть реки, на которой мы рыбачили, оставалась скрыта с обеих сторон вытянутыми зарослями кустарника, и воду можно было увидеть, лишь свернув с прилегающей дороги на изрезанную колеями тропку и продравшись через подлесок. На берегу старик остановился и взглянул на две баночки, плотно сидящие в неглубоких ямках, которые мы вырыли голыми руками. Увидев содержимое банок, над которым вились мухи, он отвернулся и покачал головой.
– Это еще что? – спросил он на чуждом для меня йоруба. – Что вы разорались, как пьяная толпа? Разве не знаете, что тут рядом храм Божий? – Развернувшись всем телом в сторону тропинки, он указал на церковь. – Неужто в вас нет ни малейшего почтения к Господу, а?
Нас учили: если старший спрашивает о чем-то с намерением пристыдить тебя, то отвечать – пускай даже ты легко можешь ответить – невежливо. Поэтому Соломон просто извинился.
– Простите нас, баба, – произнес он, сложив ладони. – Мы больше не будем.
– Что вы ловите в этих водах? – не обращая на него внимания, спросил старик и указал на реку, цвет которой к тому времени сделался темно-серым. – Головастиков, сомиков? Что там? Шли бы вы по домам. – Он поморгал, по очереди глядя на каждого из нас. Игбафе не удержался и сдавленно хохотнул, за что Икенна шепнул ему: «Болван». Правда, было уже поздно.
– По-твоему, это смешно? – спросил старик, глядя прямо на Игбафе. – Мне жаль твоих родителей. Уверен, они не знают, что ты здесь бываешь, а узнав, сильно расстроятся. Разве вы не слышали, что власти запретили приходить сюда? Ох уж это молодое поколение. – Старик изумленно огляделся и произнес: – Останетесь вы или уйдете, больше так не кричите. Поняли?
Тяжело вздохнув и снова покачав головой, он развернулся и пошел прочь. Мы же разразились хохотом и ну изображать его, такого худого в просторном белом одеянии, похожего на ребенка в пальто не по размеру. Мы хохотали над его страхом перед рыбой и головастиками (на наш улов он взирал с ужасом) и над тем, как воняет у него изо рта (это мы, впрочем, придумали, поскольку стояли далеко и не могли унюхать никакого запаха).
– Этот старик – совсем как Ийя Олоде, сумасшедшая женщина. Хотя говорят, она еще хуже, – сказал Кайоде. В руке у него была жестяная банка, и в этот