быть светлыми.
Разговоры о главном всегда– тихими.
Чувства настоящие– всегда взаимными,
А счастье должно приносится вихрями!
Самые важные моменты пусть будут поровну,
В горле ком, пусть будет от радости,
Встречи наши, пусть не ищут повода,
А истины человеческие пусть не теряют святости!
Мне бы только
Я закрываю глаза, досчитываю, где-то до сотни,
сжимаюсь клубком колючим, и делаю тихий вздох,
Мы рассыпались мгновенно, и этого не отсрочить,
Я закрываю глаза и больше не слышу шагов.
Мне восемнадцать, осень. Шуршит листва под ногами,
Последний троллейбус уехал, дугой помахав "привет",
Нам все казалось, что мы чуть больше, чем Боги,
Но видно, богам не светит в Большие надежды билет.
Я выхожу в середину, по привычке кусая губы,
Читаю вопросы немые, они не по вкусу мне,
Мы были живые трупы,
Рожденные полуживые,
Которые были Богами, где-то совсем в глубине.
Спросили: А что с нами будет?
Я покосилась в испуге.
В мои восемнадцать с копейками, все кажется просто кул.
И чем выживают люди?
Наверно, простыми надеждами.
И я, как и тысячи сотен, сама себе часто вру.
Я закрываю глаза, сжимаю до темных пятен,
считать стало просто бессмысленно, мне около тридцати.
И этот безумный мир, что был будто бы необъятен,
Своими стереотипами, стоит на моем пути.
Я не люблю вопросы… они меня тоже не любят,
Я очень скупой ответчик, я часто на них молчу.
И это распутный мир, когда-нибудь, кто-нибудь, купит,
И будет сплошной бордель, поверьте, я не шучу.
Я шла по осенним лужам, сжимая ключи в кармане,
Как это бывает просто взять и собрать чемодан,
И все мои супер-планы, лежали в глубокой канаве,
А мне безумно хотелось, взять и удрать в Амстердам.
– Я где-то сломалась, слышите?
– Мне срочно нужен ремонт…
-С моею хандрой, да жить в Питере,
– Носите вместо сумочки– зонт.
Читать на скамейках Бродского,
Себя проклинать и жалеть,
Я выучу Маяковского,
Мне только б не ошалеть…
Внутри меня.
Внутри меня, чуть больше, чем просто осень.
На улице где-то 20, зато внутри все на нуле.
И мне не хочется в это верить вовсе,
Но я выстраиваю по кирпичику, огромный и крепкий барьер.
Внутри меня Паланик, Ремарк и Кетро.
Чай с бергамотом и тени забытых лиц.
И я давно не прошу писать мне ответы,
Мумифицированы, и выхода нет из наших гробниц.
Внутри меня, давящая теплонехватка,
И плечи сдавливает от навалившихся дел,
Увы, не каждый сейчас человек,