в морг, сообщила мне, что он будет сожжен и похоронен в городском колумбарии, если, конечно, родственники не возражают. Я не возражала и даже уточнила, куда можно внести деньги.
– А ваша подруга?
– Вряд ли она будет на похоронах.
– А вы?
– Я буду.
Уж не отправишься ли ты на похороны, чтобы убедиться, что Быкадоров ничего не унес с собой в могилу?…
– Я вот что хотел сказать, Катерина Мстиславовна. – Марич опустил глаза, и морщинка между бровями предательски дрогнула. – Может быть, мы выпьем с вами кофе где-нибудь, если вы не возражаете?
– В другой раз, Кирилл Алексеевич, – сказала я, искренне надеясь, что никакого другого раза не будет. – Сейчас начало шестого, галерея закрыта. Я больше вас не задерживаю.
Стараясь сохранять спокойствие и нести пакет как можно беспечнее, я закрыла галерею.
– Я провожу вас. – Положительно Марич никак не мог расстаться со мной.
– Не стоит. Я живу недалеко, за углом.
Я ускорила шаг, давая понять незадачливому капитану, что аудиенция закончена.
– Еще один вопрос, Катерина Мстиславовна… Это ваш натуральный цвет?
Я даже опешила.
– Какой цвет?
– Цвет волос, я имею в виду… Никогда не видел таких рыжих волос…
– Бедняжка, ничего-то вы не видели, – я не удержалась от шпильки. – Это мой натуральный цвет, капитан…
Похороны были назначены на два.
За полчаса до церемонии мы со Снегирем уже мчались по проспекту Непокоренных в сторону городского колумбария. На почти идеальной, недавно реконструированной трассе Лаврухин «Москвич» выжимал восемьдесят.
– Н-да, – глубокомысленно заметил Лавруха, переключая скорости. – О времена, о нравы! Единственная приличная дорога в городе, и та – в крематорий.
Вчера, вернувшись из Зеленогорска, он ухватился за картину и больше с ней не расставался. Он обзвонил нескольких своих приятелей, серьезно занимавшихся реставрацией, и договорился об экспертизе. Вечер прошел без происшествий, если не считать демарша Пупика, который наотрез отказался расставаться с доской. Кот ходил вокруг картины кругами, пытался потереться об нее и лишний раз лизнуть поверхность.
– Изменник! – прикрикнула я на Пупика.
– Ничего не поделаешь, ваши отношения никогда не были гладкими. – Некоторое количество самогона, влитого в глотку, сделало Лавруху философичным. – Ты ведь тоже многое себе позволяла…
– Лавруха!
– Я только хотел сказать, что и коты имеют право на адюльтер.
– Ценная мысль… Сколько займет экспертиза, ты как думаешь?
– Первоначальная – несколько дней от силы. Что ты собираешься предпринимать, Кэт? Не выставишь же ты ее в «Валхалле» в самом деле?
Снегиревский пассаж о галерее заставил меня вспомнить визит Марича. Я рассказала о Мариче Лаврухе, и это привело его в мрачное расположение духа.
– Не нравится мне, что он возле нас крутится.
– Ничего