во всём потакал ей. Чего стоит только то, что сносно выучил русский язык, по субботам, он, католик, приводил её в православную церковь, а вечерами играл в дурака. Она оставляла его в проигрыше и весело смеялась, когда дед начинал сердиться.– Хельга улыбнулась своим воспоминаниям. – Моя мать полу русская, полу полячка была невиданной красоткой, рано вышла замуж за немца, потом появилась я, следом сестра. После войны Берлин разделили на два лагеря, мы оказались в западной зоне. Город восстанавливался после разрухи. Мы жили в небольшом домике, позже, благодаря деду, который к тому времени занимал достаточно высокий пост в комитете по восстановлению коммуникаций, переехали в только что построенный особняк. Вот это для меня и есть «Фатерланд» -родина.
– Он ещё существует? Дом не снесли?
– Нет, что ты. Я вышла замуж и мы с мужем долгое время работали в Аргентине. Когда один за другим ушли родители хозяйкой сама себя назначила младшая сестра.– немка безнадёжно махнула рукой.– Потом, не посоветовавшись со мной быстро его продала и вложила деньги в бизнес. Через какое-то время и бизнесу пришёл конец.
– Ты скучаешь по дому?
– Сейчас уже не так, наслоилась новая информация, время меняется очень быстро. Но когда проезжаю по этой улице обязательно останавливаюсь. Там живут мои воспоминания, детство, юность, бабушка с дедушкой, родители. Я знаю там каждый уголок, помню, где стояла коробка с игрушками и где бабуся прятала свои сигареты и настойку.
– А ты знаешь, мама рассказывала, что её отец– мой дед во время войны был простым солдатом, дошёл до Берлина и даже на разрушенном Рейхстаге нацарапал стёклышком свою фамилию Сафронов. Было бы справедливо, чтобы это памятник поверженной Германии не восстанавливали и не реставрировали, тогда каждый освободитель, который побывал там, мог и через годы гордиться собой. Я бы например хотела обнаружить надпись, сделанную дедом, которого я никогда не видела.
– Может быть ты и права. Только не все с таким почтением и желанием вспоминают этот исторический факт. Немцев приучили стыдиться этой страницы своей истории. Уже столько времени прошло, выросло несколько поколений, а им всё вдалбливают: Вы должны быть толерантными, должны уважать другие нации, другие мнения, должны помогать слабым странам. Немцы уже всё осознали, навели свой «заубер»– порядок в стране, сколько можно их ещё стыдить за то, что произошло почти сто лет назад?
– А тебя бабушка не учила русской поговорке– «кто старое помянет, тому глаз вон, а кто забудет, тому оба!» Я думаю, что амнезия в истории ведёт к повторению.
Подруги проводили много времени вместе, иногда спорили до того, что уже не желали друг с другом разговаривать, но за ужином мирились, хоть и оставались каждая при своём мнении. У Хельги в запасе оказалось множество занимательных историй, а Ларисе нравилось её слушать. Казалось, что её жизнь пресная и скучная, а в повествованиях приятельницы мелькали страны, континенты и разные, занимательные судьбы.
В