две девочки) и добытчик денег (работал в колхозе бухгалтером), совмещал в себе два разных человека. Выпив лишнюю рюмку, становился невыносимым: придирался к жене, ревнуя её к каждому столбу, вспоминал все неудачи по дому, устраивал драку. А она, бесхребетная по жизни, позволяла мужику, горбатому, на костылях, избивать себя. Впутавшись в длинные волосы, он валил её наземь, тыкал костылями куда попало.
Нина, узнав по цыганскому радио, что Аксюта не вышла на работу из-за разрисованного мужем лица, прибежала к ней домой, пока воитель был на службе.
– Да ничего страшного и не было, – успокаивала младшая взбудораженную сестру.
– Он выпивший, конечно, поганый, а что с ним, калекой, сделаешь?
– Так этот поганый и тебя калекой сделает…
– Да нашло на него что-то, это ж бывает в каждой семье. И у вас бывает.
– У нас так бывает, что Я ему фингал поставлю, а не он мне.
– Ну, как у кого получается…
В день выборов (в те далёкие времена такое мероприятие отмечали как праздник) Аксюта с мужем пришли к Жердевым. Мужики, как всегда, хватили лишку. Митька сидел, растянув рот в пьяной улыбке, а Николаев начал «давать концерт». Он напирал на жену, требовал признания какой-то выдуманной им вины, размахивал костылями.
– Коля, успокойся, пойдём домой, – уговаривала Аксюта.
И тут, не вытерпев буйства разходившегося калеки, Нина пошла в разнос.
– Ах ты камбул проклятый (Николаев ко всему ещё был и одноглазым), да сколько же ты будешь издеваться над нею?! Я сейчас долбану тебя так, что будешь лететь со своими костылями до самого порога!
– Нина, не надо, не ругайся, – вступилась за несчастного мужа Аксюта. – Мы сейчас домой пойдём. Выходи, Коля, потихоньку.
И Коля, почуяв жареное, бодренько так покостылял из хаты.
В гости к Жердевым они больше не приходили. Опасно. От этой сумасшедшей Нинки всего можно ожидать.
Жердя (так звали на хуторе Нинкиного примака) тоже не был подарком. Выпивал, по хозяйству ничего делать не умел; постоянно находясь на чабарне, нырял к одиноким бабам. Однажды на выходные домой не явился. Чабаны сказали, что Митька сошёлся с женщиной на Октябрьском, хвалился, будто ему там лучше, чем у Нинки.
«И на кого же он меня поменял, кацап хромой», – вертелось в голове у Нины. Вскоре сорока на хвосте принесла, что бабу ту зовут Дашка и работает она на свинарнике. Нина пошла посмотреть на разлучницу, была там недолго, и, вернувшись к себе на хутор, всем показывала клок тёмных волос. Долго носила реликвию в кармане фуфайки, пока не появился дома блудный муж.
Ни о чём не спрашивая, Нина стала хлопотать у печки, поставила на стол борщ, полкурицы и молоко – всё то, что обожал её Митька. Потом как бы между прочим спросила:
– У твоей зазнобы волосы какого цвета?
– Да вроде чёрные, а тебе что?
– Вот такие?
И развернув