воин победил, но будет казнен, – сообщил царь народу, восседавшему на трибунах, – за то, что раб убил гражданина Велании и потому что, публика требует его смерти. Хороший был поединок!
Он уселся, отдал приказ трясущейся рукой, и лучники приготовили стрелы, нацеленные в парня.
– Твою ж мать, – пробормотал Кайс, потеряв надежду на то, что протянет еще недельку на Арене. – Не думал, что все так кончится.
На трибунах раздался радостный гул. Пускай это не по правилам, но допускать в чемпионы имперца, раба, простого парня просто невозможно.
– Стойте, государь! – остановила их Роксана. – Так не благородно, он выиграл в честном сражении! Я хочу его выкупить!
В ее глазах было многое, но больше всего в них виднелись ярость и сострадание. В Кайсе она видела нечто большее, чем раба, сломленного мизшетами. Она видела себя.
– Выкупить? Раба, убившего Азиза и занявший его место, получивший его титул на Арене? Думаю, он будет очень дорого стоить! – ответил развалившийся в удобном кресле Ксенофилиант, поедая виноград.
Его улыбка стала раздражать Роксану. Она уже чертила узор заклинания у себя в голове, чтобы разорвать царя на куски, но ее остановил Ганс, взяв чародейку за руку.
– Сколько вы хотите за парня? – спросил он у царя.
– Пятьдесят золотых, – ответил нахмурившийся Ксенофилиант на имперском. – Но отсюда он никуда не денется.
– Дам сто пятьдесят золотых и он переходит в мое полное владение.
– Сойдет. Забирайте ублюдка. Время решать дела.
Кайс не привык носить дорогую имперскую одежду. Красный мундир, дорогие брюки и туфли из какой-то, непонятной для него, кожи. Раба больше не было. Он остался на Арене. Теперь в зеркале перед собой он видел элегантного молодого человека, вымытого, накормленного и хорошо причесанного.
Ему было не комфортно в такой одежде, всю жизнь он носил лохмотья и сшитую его матерью рубаху.
Ему не хватало мамы. Он помнил все, что произошло. Помнил, как на их предместье напали войны Мизраха. Он защищал, убивал, рубил, доставшимся от его отца, двуручным стальным мечом, острым как бритва. Отец умер, когда ему было шестнадцать, но он успел передать своему единственному сыну знания, получивших в бою, научил пользоваться любым оружием, особенно длинным мечом.
Как Кайс скучал по ним, знал только сам Кайс. Он не говорил ни с кем на эту тему, ни с кем не делился о своей утрате, ибо не с кем было делиться, если ты в плену у врага. У Кайса никого не было.
Ловкач вышел из гостевых покоев и увидел на чайном столике конверт с имперской печатью, а рядом с ним лежащий сверток.
«Спасибо тем неизвестным имперцам, они спасли мою шкуру в самый подходящий момент», – подумал про себя Кайс.
Он вскрыл конверт и начал читать письмо:
«Уважаемый Кайс.
Поздравляю Вас с победой на Арене. В свои двадцать лет Вы уверенно сражались и честно победили. В знак Вашей победы,