жизнь твоя нелегка.
Но это – не выход“. „А как,
Людвиг ван, жить дальше,
когда по уши в фальши,
не вписываешься ни в одну
из матриц, идешь ко дну?
Убери руки, а то пну!
Отдай парабеллум! Ну!!!»
Опять клавесин заскемил
судьбоносное «соль – соль – соль – ми».
Людвиг робко: «Когда – то
с благословенья аббата
я написал сонату»…
Перебила: «Лунную? Аппассионату?»
«Нет. Лучшую. Это премьера,
поскольку (в мой век герры,
равно как люд простой,
не доросли до нее головой)
она умерла со мной.
Давай-ка слушать с тобой»…
Зазвучало. Душа, скукоженная до микрон,
встрепенулась, как эмбрион,
разверзлась во все измерения
под властью глухого гения…
Было подобно чуду.
«Ладно, Людвиг, стреляться не буду».
Под Шаде
Моя аура – моток колючей проволоки.
Хочешь – не хочешь, ее волоки,
искореженную, какую не вывезут грузовики…
Нарисую ее в 3D…
Поправляя бретель и годэ,
под «Love is Found» Шаде:
«Как там насчет конца света?»
Он, хлебнув каркаде:
«Нострадамус? Неубедительно это…
Теория Майя небезупречна…»
«Как так – небезупречна?..»
Он (весьма бессердечно):
«Даже если по Майя развязка сюжета,
то тебе не свезет опять,
и ты будешь жить вечно».
«Твою мать!»
Окрестите меня, батюшка
Теребя короткое платюшко:
«Окрестите меня, батюшка!
Покажите, отче, дорогу,
по которой приходят к Богу.
Верила в любовь с самых ранних лет,
а любви давно в этом мире нет.
После, в дружбе вкрай разуверясь,
я искала смысл там, где ересь.
И в талант свой было поверила,
да вот сил души не измерила.
А талант у слабых нежилец, увы.
И надеждой мне только Бог да Вы.
Окрестите меня, батюшка.
Жизнь в безверии, как сожженный стих.
Окрестите меня, батюшка.
Бог – последняя из всех вер моих».
Бодлер с абсентом
Ты мне читал стихи Бодлера,
и опиум, воспетый им,
меня бы так не опьянил,
как голос твой, твоя манера,
пуская сигаретный дым,
читать порочного Бодлера.
Был каждый слог – сомнений эра,
и отречение, и вера,
и вожделений караваны,
и мускус, и табак Гаваны…
Абсент глушили до химер.
Во всем был виноват Бодлер.
Санкт
Приснился новый Новый Год,
снежинки, елки и хлопушки,
цилиндр заснеженный у Пушкина
и в вечном марте невский кот.
Спас, петербургская метель,
за что-то вечное дуэль.
соединенные мосты,
ты исполнением