в своих апартаментах, бригадефюрер фон Рабе остановился у большого, панорамного окна, выходящего на Дунай. Длинные, холеные пальцы держали чашку, тонкого, мейсенского фарфора. Для комнат высшего командования тепла не жалели. Горели дрова в камине прошлого века, на каменный пол бросили тигровую шкуру. Каждый день из Буды на север, в рейх, уходили самолеты с ящиками, полными золота и драгоценностей. Шкуру привезли с обстановкой какой-то еврейской, реквизированной квартиры. Уютно пахло сандалом и бразильским кофе. Его светлость щелкнул перламутровой зажигалкой:
– Готовьте шторх, Петр Арсеньевич… – голубые глаза блеснули холодом, – бомбежек сегодня ждать не стоит. Мы летим на восток… – Воронцов-Вельяминов, сначала, невольно испугался. С востока Будапешт взяли в кольцо войска маршала Малиновского. Петр Арсеньевич на линию обороны не выезжал. Он занимался розысками и ликвидацией еще оставшихся в городе евреев и предполагаемого, коммунистического подполья. Воронцов-Вельяминов слышал, что Красная Армия расстреливает на месте попавших к ним в руки коллаборационистов, и вообще, все войска СС.
Забыв о наставлениях врачей, он сглотнул. Петр сразу ощутил зловоние, поднимающееся от воротника мундира. Резиновый мешочек, куда вывели дренаж гнойного свища в челюсти, и стенонов проток, надо было опорожнять, по наставлениям докторов, каждый час.
– Лучше каждые полчаса, – сказал ему в Берлине, – но, по крайней мере, ночью вы сможете спать спокойно. Конечно, на особой наволочке… – Петр к запаху привык, и не ощущал его, но замечал, как морщатся коллеги. Свищ то воспалялся, то затягивался, а слюна капала в мешочек постоянно. Незаметно прикоснувшись пальцами к воротнику, пробормотав извинение, Воронцов-Вельяминов, поспешно, закурил. Запах табака немного перебил зловоние.
Бригадефюрер усмехнулся:
– Не бойтесь. Мы всего лишь летим к бывшему ресторану Гунделя, то есть к музею… – Максимилиан не хотел рисковать, проезжая на легковой машине через Пешт. В разрушенных зданиях могли сидеть разведчики русских, или местные банды, пользующиеся тем, что город опустел. Почти каждую ночь случались нападения на отряды СС или грабежи с оставшихся в Пеште складов. Петр Арсеньевич, с подразделением РОА, прочесывал дома, в поисках спрятавшихся евреев. Максимилиан знал о шведе Валленберге, который обеспечивал местных жидов якобы настоящими документами, гарантировавшим им защиту, однако мерзавец, казалось, был неуловим. Бригадефюрер жалел, что, по служебной необходимости, ему осенью пришлось отлучиться из Будапешта:
– Если бы я здесь остался, Валленберг бы от меня не ушел. Растяпе, Петру Арсеньевичу, ничего нельзя поручить. Надо сказать спасибо, что он, хотя бы, за музеем наблюдал… – Максимилиан вернулся в Венгрию, когда холсты отправили в запасники, в подвалах галереи. По уверениям Петра Арсеньевича, все картины, отмеченные бригадефюрером, находились в целости и сохранности. Предстояло, правда, еще их найти, пользуясь