был быть один день на сборы, покупку билетов и на отсып. Однако теперь, судя по всему, начнут трясти по полной программе.
«А да пошел ты! – Какая-то анархичная часть Хейтиной натуры вдруг возобладала. – Приезжай… Срочно… Перебьешься!»
И чувствуя некое мстительное удовлетворение, Хейти завалился на кровать снова.
Некоторое время полежал, однако растревоженные нервы не дали нормально додремать. Телу требовались действия.
Пришлось встать и тащиться на кухню, готовить кофе. Тем более что в животе уже ощутимо подсасывало, а где-то в хлебнице должны были обнаружиться вчерашние пончики.
«Кину в микроволновку».
Вскоре по квартире поползли чудесные ароматы свежезаваренного кофе, а на кухне раздался призывный перезвон сигнала микроволновой печи.
Млея от собственного маленького бунта, Хейти повалился в кресло перед телевизором. Кружка в одной руке, а горячий, слегка липкий пончик – в другой.
Пончики из микроволновки нужно съедать быстро, иначе они снова зачерствеют пуще прежнего, а кофе надо пить, пока он горячий… А брать трубочку мобильного телефона липкими после пончиков пальцами вообще не рекомендуется. Ну и пусть трезвонит сам по себе. Полноватого человека, лет тридцати пяти, развалившегося в кресле перед болтающим телевизором, уже не беспокоило руководство, вечно торопящееся начальство, инструктажи, командировки… Ведь кофе может остыть!
Эвальд Тоома был бледен, что случалось с ним крайне редко. Ввиду определенной бесхребетности он редко вступал в конфликты с кем бы то ни было, а поэтому не страдал от изобилия сильных эмоций.
«Ну вот и получи, – злорадно подумал Хейти. – Полезно!»
– Хейти, – на выдохе произнес Эвальд. – Где тебя черти носят?! Что ты шляешься где ни попадя? Тебя же ждут. Я же ясно сказал по телефону. Что-нибудь случилось?
– Ничего не случилось, – с открытым и честным видом ответил Хейти и едва не ляпнул про кофе и пончики. – Просто опоздал.
– Просто опоздал! Тут комиссар на ушах стоит!! Быстро… Быстро в этот… В двести двенадцатый. Там же ждут…
И бормоча, что так жить просто невозможно и почему он, начальник отдела, должен беспокоиться о том, что его подчиненные опаздывают на работу, Эвальд Тоома удалился. В дальнем конце коридора хлопнула дверь в его кабинет.
«Тихая истерика, – констатировал Хейти про себя. – Однако не перегнуть бы палку… Где тут был этот двести двенадцатый?»
В отделе было тихо. Странно тихо. Присутствие людей ощущалось кожей, подкоркой. Было ясно, они тут. За этой дверью и за этой… Все на местах, но как будто сидят без движения, боясь произвести хоть звук, молчат, чтобы ненароком вылетевшее слово не нарушило этой давящей, живой тишины.
Даже пыль, что медленно оседала в неверном весеннем луче солнца, двигалась как в замедленном вальсе.
«Бред какой-то… – подумал Хейти и для уверенности громко покашлял. – Бабушкины страхи. Сказки… Вздор».
И поразился, насколько глухим и безжизненным показался звук его шагов в коридоре…
Преодолевая какое-то