избавиться от невыносимой опёки матери. Он не служил в армии – она отмазала его. У неё были знакомства в военкомате, так как она любила военных. Он поступил в институт, который находился недалеко от дома, всего несколько остановок на троллейбусе, опять же, потому что она так хотела. Хорошо, что там был экономический факультет. Зачастую, выходя из института, он видел её, к сожалению слишком поздно, для того чтобы забежать обратно и воспользоваться другим выходом. Она махала ему рукой (я здесь, дорогуша, я тебя вижу, и ты никуда не денешься), затем брала его под руку, и они удалялись под хихиканье его однокурсников.
Когда Степан окончил институт и начал работать, у него появилась надежда, что хоть сейчас он сможет вздохнуть свободно, но не тут-то было. Мать непрерывно звонила ему на работу спросить как дела, дать поручение зайти туда-то, купить то-то, а если он не дай Бог, задерживался… Правда ремень она уже не доставала, но Степан был уверен, что он дома, что она его где-то прячет.
На работе им были довольны. Его считали хорошим специалистом, начальство его ценило. Всё-таки любовь всё подсчитывать давала свои плоды. Зарабатывал он хорошо, но мать требовала, чтобы он все деньги отдавал ей.
– Я лучше знаю, как ими распорядиться, – говорила она. У тебя совершенно нет жизненного опыта, ты их растратишь куда попало, а я смогу их сохранить. Да и вообще, зачем тебе деньги? Продукты в дом покупаю я, одежду тебе тоже я. Ты же видишь, как я о тебе забочусь, ты живёшь как у Бога за пазухой, на всём готовом, и совершенно этого не ценишь.
Степан пытался возражать, и всё заканчивалось очередным скандалом. Но это не помешало ему купить собственный телевизор и поставить в своей комнате. Но стоило ему уйти к себе, как в комнату заявлялась мать, и начинались упрёки, что он её избегает, что отдаляется от неё, а она столько для него сделала и не заслуживает такого отношения.
Тогда Степан договорился с дядей Гришей с первого этажа, и тот за бутылку вставил замок в его комнату. Степан стал запираться, но мать ломилась в дверь, требуя, чтобы он немедленно открыл.
– Я хочу знать, чем ты там занимаешься, – орала она, – как ты смеешь запираться от родной матери, и кто вообще разрешил тебе вставлять замок?
Степану очень хотелось открыть дверь и надеть телевизор ей на голову, но он боялся, только теперь уже не её, а последствий. И вместо этого он сидел на диване, сжав руки между коленями, раскачивался взад и вперёд непрерывно повторяя: «Заткнись, заткнись, заткнись…» Больше всего на свете ему хотелось, чтобы она заткнулась.
Потом изобрели мобильные телефоны, и для Степана начался настоящий ад. Но тотальный контроль, как и любовь всё подсчитывать, тоже дал свои результаты. Он научился скрывать свои чувства и эмоции, притворяться, знал как вести себя в той или иной ситуации, запросто мог уйти от неприятного разговора и очень хорошо усвоил то, что написано в трамваях: «Не высовывайся». Когда он слышал по радио песню, в которой пелось: «Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино», – он думал – это точно про меня. Степан