тело, ошибочно проецирует вечность на тленное. Люди дезориентированы и делают непропорционально высокие ставки на земную жизнь, на свою плоть, в такой степени высокие, как если бы они пребывали на земле вечность, как если бы вечно пребывали в своей плоти… Столь высокие ставки нужно делать… но не на тленное, а на вечное… – Горький прервался, вздохнул и воодушевлённо говорит:
– Я предлагаю тебе насладиться архитектурой нашего бульвара!
Вдруг перед Аллой предстала целая коллекция прекрасных зданий, выстроившихся вдоль дороги, аккуратно выложенной отполированными камнями. Она в изумлении спрашивает:
– Алексей Максимович, скажите, а от чего здания здесь такие красивые? Кажется, что каждое из них живое; прямо чувствую, как они следят за нами. Откуда такие ощущения?
– Это разрушенные в реальности здания. Справа от тебя изначальный Храм Христа Спасителя, Сухаревская башня, Страстной монастырь, некогда разрушенные в Москве; слева – Литовский замок, Грот и фонтаны Летнего сада, Знаменская церковь, что некогда украшали Петербург, впереди Часовня апостола Варфоломея, когда-то существовавшая в Баку.
– Сейчас тоже строят наподобие с такими же геометрическими параметрами. Но новые здания не производят такого же впечатления, как эти. В чём отличие?
– Слышала когда-нибудь, что Бог сотворил Адама из глины? Он оживил кусок земли, и она стала человеком. Точно так же обстоит дело и со зданием. Оно может быть либо просто глиной, либо оживлённой глиной. Поэтому идентичные в своей геометрии здания могут вызывать совершенно неоднозначные чувства. Всё зависит от того, кто был их творцом.
Алла замечает, как сквозь грудь Горького начинает пробиваться пульсирующая тень. Очевидно, что это тень сокращающегося сердца.
– Опять началось! – восторженно шепчет Алексей Максимович. Он глубоко вздохнул и блаженно смотрит в небо…
– Что случилось? – любопытствует Алла.
– Какой-то мальчишка из реальности сейчас читает моего «Данко» на протяжении многих месяцев, каждый день, в одно и то же время. Кажется, в 17:34. Когда он читает, я вновь начинаю ощущать, как жизнь стучит в моей груди. Хотя обитатели этого мира уже давно не слышат стуков своих сердец… они останавливаются в реальности… Но я – исключение. Этот четырёхкамерный пульсирующий орган возникает во мне вновь и вновь каждый день, когда этот мальчишка читает «Данко». Знаешь, это мой самый любимый читатель из всех существующих. Я жил и трудился всю свою жизнь… главный подарок за это – этот мальчик. Никто, совершенно никто так не окрашивал своими чувствами моё детище…
– Каким образом вы связаны с вашими произведениями?
– Понимаешь, я давно ушёл из реальности, но в ней остались квадратные километры моей «кожи»! Это листы моих книг, размноженные по всему миру. Как и любая другая кожа, моя писательская регенерирует, то есть издается, тиражируется. Как и на любой другой коже, на ней есть свои чувствительные элементы – это буквы,