Но вашу просьбу, матушка, я уважу. Я уважил бы и просьбу мейстера Мордонта, да только он стал ругаться и кричать, а от этого у меня все нутро переворачивается; вот я и забылся немного, – прибавил коробейник, сменив вызывающий тон на вкрадчивый и униженный, каким он обычно уговаривал покупателей.
Затем он вытащил из кармана фляжку и подошел к пострадавшему.
– Тут у меня бренди – первый сорт, – сказал он, – и коли это его не оживит, так, верно, уж ничто не поможет – С этими словами Брайс, предварительно отхлебнув немного, словно желая доказать высокое качество напитка, хотел уже приложить фляжку к губам незнакомца, как вдруг отдернул руку и взглянул на Норну – А вы отведете от меня зло, какое он может мне сделать, коли я помогу ему? Вы ведь знаете, матушка, что говорят в народе.
Вместо ответа Норна взяла фляжку из рук Брайса и стала растирать виски и грудь пострадавшего, приказав Мордонту приподнять его голову так, чтобы он мог извергнуть морскую воду, которой наглотался, когда тонул.
Коробейник с минуту безучастно смотрел на них, а затем произнес:
– Надо думать, теперь-то уж не так страшно помочь ему, когда он не в воде, а лежит себе спокойно на сухом бережку. Надо думать, что главная-то беда грозит тому, кто первый его тронул. А ведь просто жалость берет смотреть, как от перстеньков распухли у бедняги пальцы: руки-то у него, глядите, стали синие, словно краб, что еще не сварился.
С этими словами Брайс схватил холодную руку несчастного, по которой только что пробежала легкая дрожь – знак возвращавшейся к нему жизни, – и принялся из человеколюбия снимать с нее перстни, представлявшие, видимо, известную ценность.
– Если дорога тебе жизнь – не тронь, – строгим голосом произнесла Норна, – или я пошлю тебе такое испытание, что конец придет путешествиям твоим с острова на остров.
– Что вы, что вы, ради всего святого, матушка, не говорите такого! – взмолился коробейник. – Я сделаю все, что вам только угодно, и так, как вы пожелаете. У меня и вчера уже разломило всю спину, а ведь это самое последнее дело для нашего брата разносчика, коли он не сможет спокойно ходить с места на место со своим коробом да честно зарабатывать гроши и подбирать то, что Господь Бог для него на берег выбрасывает.
– Тогда слушай меня, – сказала Норна, – слушай, и ты не раскаешься: подними этого человека на спину – у тебя достаточно широкие плечи; жизнь его стоит дорого, и щедрая награда ожидает тебя.
– Да уж наградить-то меня придется, – сказал коробейник, задумчиво глядя на взломанный сундук и другие разбросанные по песку предметы, – человек-то этот, видишь ли, встал между мной и этим добром, а забери я все это сегодня, так не знал бы нужды до конца дней! А теперь будет оно валяться, пока следующий прилив не унесет его опять в море вдогонку тем, кто владел им еще вчера утром.
– Не бойся, – сказала Норна. – Его еще приберут к рукам. Взгляни, вот уже слетаются черные вороны – видно, чутье у них не хуже твоего.
Она