закрыл лицо руками и зарыдал. Леди Певерил не стала его утешать; однако она отважилась возразить, что цветок распустится и принесет плоды.
– Никогда, никогда! – вскричал Бриджнорт. – Возьмите это несчастное дитя и известите меня, когда придет пора надеть по ней траур… Надеть траур? – прервал он вдруг самого себя. – Разве не осужден я носить его до конца дней своих?
– Я на некоторое время возьму малютку к себе, раз вам так тяжело ее видеть, – сказала леди Певерил, – и маленькая Алиса будет жить в детской вместе с нашим Джулианом до тех пор, пока вы не научитесь смотреть на нее с радостью, а не с печалью.
– Этому не бывать, – ответил несчастный отец, – судьба ее предрешена: она последует за остальными – такова воля Божия. Благодарю вас, миледи, поручаю ее вашим заботам, и будь благословен Господь за то, что мне не придется видеть ее предсмертных мучений.
Не задерживая дольше внимания читателя на сем горестном предмете, скажем сразу, что леди Певерил поистине заменила мать маленькой сиротке, и, быть может, именно ее разумное обращение с ребенком помогло разгореться искорке жизни, едва тлевшей в слабеньком теле, – ведь эта искорка, наверное, угасла бы, если б, подобно остальным детям майора, новорожденная стала предметом чрезмерных забот и попечений беспокойной и нервической матери, напуганной многочисленными предшествующими утратами. Леди Певерил с тем большей готовностью взяла на себя эти заботы, что сама потеряла двоих детей, а сохранение здоровья третьего – прелестного трехлетнего мальчугана – приписывала тому, что Джулиан воспитывался по методе, совершенно отличной от повсеместно в то время принятых. Она решилась применить к маленькой сиротке ту же методу, которая и на этот раз блестяще оправдалась. Умеренное употребление лекарств, свободный доступ свежего воздуха, твердые, хотя и осторожные старания скорее поддержать, нежели подавить стремления природы привели к тому, что малютка, к которой была приставлена превосходная кормилица, постепенно набиралась сил и здоровья.
Сэр Джефри, подобно большинству людей искренних и великодушных, был от природы чадолюбив. Глубокое сочувствие горю соседа заставило его совершенно забыть, что тот – пресвитерианин, пока дело не дошло до крестин ребенка, каковой обряд должен был совершить пресвитерианский священник.
Это оказалось тяжким испытанием, ибо отец, очевидно, не способен был этим заняться, а мысль о том, что порог Мартиндейла осквернит нечестивая нога вероотступника, приводила в ужас правоверного баронета. При капитуляции замка сэр Джефри видел, как знаменитый Хью Питерс, держа в одной руке Библию, а в другой пистолет, победоносно въехал в ворота, и горечь этой минуты до сих пор жгла ему сердце. Однако леди Певерил сумела одержать верх над предубеждениями своего супруга и уговорила его согласиться, чтобы обряд совершился в отдаленной беседке, то есть, в сущности говоря, вне стен замка. Леди Певерил осмелилась даже присутствовать при обряде, исполнявшемся его преподобием