Певерил Пик. Вальтер Скотт

до тех пор…

      Она остановилась в нерешительности, и Джулиан с живостью прервал ее:

      – До каких пор, Алиса? Осудите меня на любую разлуку, какой требует ваша суровость, но только не на вечную. Скажите мне: уйди на много лет, но воротись, когда эти годы пройдут, и, как бы медленно и тоскливо ни тянулись они, все же мысль, что когда-нибудь им наступит конец, поможет мне пережить это время. Умоляю вас, Алиса, назначьте этот срок, скажите, до каких пор?

      – До тех пор, пока вы не сможете думать обо мне только как о сестре и друге.

      – Это приговор на вечное изгнание! – возразил Джулиан. – Вам кажется, что вы назначили срок, но при этом вы ставите условие, которое невозможно выполнить.

      – Почему невозможно? – убеждала его Алиса. – Разве мы не были счастливее, пока вы не сорвали маску со своего лица и завесу с моих глупых глаз? Ведь мы радостно встречались, весело проводили время и с легким сердцем расставались, потому что не нарушали свой долг и нам не в чем было себя упрекать. Верните это блаженное неведение, и у вас не будет причин называть меня жестокой. Но коль скоро вы строите призрачные планы и произносите такие безумные и страстные речи, не сердитесь на меня, если я скажу вам, что, поскольку Дебора обманула возложенное на нее доверие и не может оградить меня от преследования, я непременно напишу отцу, чтобы он нашел мне другое жилище, а пока перееду к тетушке в Кёрк Трох.

      – Выслушайте меня, безжалостная Алиса, выслушайте меня, и вы увидите, как безгранична моя преданность и готовность вам повиноваться! – сказал Певерил. – Вы говорите, что были счастливы, когда мы не касались таких предметов. Что ж, я готов подавить свои чувства, чтобы вернуть это счастливое время. Я буду видеться, гулять и читать с вами – но лишь как брат с сестрою или друг; мысли, которые я стану лелеять – будь то мысли надежды или отчаяния, не облекутся в слова и потому не смогут вас обидеть; Дебора всегда будет с вами, и ее присутствие предотвратит даже малейший намек на то, что может быть вам неприятно; только не считайте за преступление эти мысли – они составляют драгоценнейшую часть моей жизни; поверьте, было бы великодушнее лишить меня жизни совсем.

      – Вы говорите это в порыве страсти, Джулиан, – отвечала Алиса. – То, что нам неприятно, себялюбие и упрямство стараются представить невозможным. Я не доверяю вашим планам, вашей решимости и еще менее покровительству Деборы. До тех пор пока вы честно и открыто не откажетесь от желаний, о которых недавно говорили, мы должны оставаться чужими; если вы даже способны отказаться от них сию минуту, все равно нам лучше расстаться надолго. Ради бога, пусть это будет поскорее – быть может, теперь уже поздно: мне кажется, я слышу шум.