тварь! – громко выругался Александр, возмущенный до глубины души. – Я тут подыхаю от скуки среди дикарей, а она там развлекается на званых обедах и пляшет на светских балах. Ну, погоди!
Этого желанного момента долго ждала мадам де Лонгпре. Развязка наступила 8 июля 1783 года.
…О рождении дочери Александр Богарне узнал, конечно, не от Розы – та продолжала молчать как рыба, – а из других источников.
В салоне мадемуазель Юро в Фор-де-Франс гости дружно поздравляли отца, который пыжился, выкатив грудь колесом. И тут мадам де Лонгпрё выпустила свое жало.
– Эта девочка не ваша, мой друг, – громко, чтобы все слышали, сказала она. – Она появилась на свет раньше срока на двенадцать дней, бывает, конечно, что роды наступают позже… Но раньше… вряд ли…
Пораженный этой вестью новоиспеченный отец стал мысленно лихорадочно подсчитывать дни. Из Италии он вернулся 25 июля 1782 года, Гортензия родилась 10 апреля 1783 года. Да, все точно, – восемь месяцев и шестнадцать дней. Выходит, Роза до его возвращения побывала в объятиях какого-то ловеласа, утешавшего ее в разлуке с ним, Александром, ее законным мужем. Выходит, она наставила ему рога и ребенок не его.
Ослепленный абсолютно беспочвенной ревностью, разъяренный капитан 8 июля написал Розе грозное письмо, ставшее прологом их скорого расставания:
«Если бы я взялся за перо в ту минуту, когда меня охватил дикий приступ гнева из-за вашей неверности, боюсь, раскаленное перо сожгло бы листок бумаги, – рьяно начал он, не забывая об элегантности стиля. – Сдерживая себя насколько возможно, я тем не менее заявляю вам на основании того, что я разузнал о вашем чудовищном постыдном поведении на острове, что вы – самая порочная, самая бессовестная и самая извращенная тварь на свете. Вы еще имели при этом наглость родить второго ребенка без моего участия в этом процессе. Какой же младенец рождается спустя восемь с небольшим месяцев после зачатия? Нет, в жилах этой несчастной девочки течет кровь чужака, вашего гнусного любовника…
Больше я не желаю жить с вами под одной крышей, и соблаговолите по получению этого моего письма немедленно отправиться в монастырь. Это – мое последнее слово. Ничто, никакая дьявольская сила на земле не заставит меня вернуться к вам!»
Можно только догадываться о реакции Розы на такое оскорбительное для нее послание. Была ли она на самом деле в чем-то виновата, заслужила ли поток грубых упреков и обвинений со стороны мужа?
Или же там, на острове, будучи неопытной девчонкой, она и совершила мелкие, необдуманные поступки, раздутые впоследствии хитроумной мадам де Лонгпрё до поражающих воображение сцен распутства на древнеримский манер?
Если обо всем судить с высоты далекого будущего, когда она станет императрицей и когда о ее многочисленных любовных связях будут ходить легенды, то, вероятно, что-то могло на самом деле произойти, – дыма без огня не бывает. Но это, скорее всего, был дым от тлеющих угольков, а не от полыхающего пожара.
Как бы там ни было, Роза