со стены, сама твердо пошла впереди.
За нею две боярыни повели под руки плачущую Марью. Две другие мамушки несли на руках ребятишек.
Остававшиеся боярыни, мамушки и девушки, плача и причитая, пошли провожать до двора обеих княгинь.
На дворе уже все было готово к отъезду.
Опять отворились ворота золоченой решетки Васильева двора.
Только не добрых гостей они выпускали на этот раз. Не с добром эти гости приезжали, не на доброе и теперь ехали.
На царском дворе остались только холопы Старкова и Друцкого. Надо было еще до утра покараулить, чтобы не поднял кто переполоха на Москве.
Опустели царские горницы. Двери повсюду открыты настежь, со столов сдернуты дорогие скатерти, на стенах не видать икон в золоте и каменьях. В опочивальне Василия все вверх дном поставлено, все перерыто и разбросано. На полу валяется несколько кафтанов дорогих, шапки меховые. На столе, где третьего дня беседовал великий князь с митрополитом Ионой, рассыпан мелкий жемчуг.
Разрыта постель Василия – и ее не пощадили холопы, усердно разыскивая для Дмитрия спрятанные драгоценности.
Две восковые свечи догорают на столе. При их мерцающем свете картина разрушения и грабежа выглядит еще безотраднее.
Разбитые ларцы и скрыни, разорванные одежды… Вон валяется на полу старая икона с потемневшим ликом. Ризы на ней нет: кто-то кощунственной рукой надругался над святыней.
Словно ураган пронесся над великокняжескими хоромами, перебил, переломал, перепортил все и унесся дальше.
Словно хищники-татары побывали в этих горницах, только они так умели хозяйничать.
Не видать никого и из челяди. Всех почти забрал с собой Дмитрий. А тех, кто не хотел было ехать, связали да по конюшням рассадили.
Вернется, мол, завтра государь и великий князь Дмитрий Юрьевич к себе во дворец из обители – пусть полюбуется верными слугами.
Только немного было таких.
Вернее всех оказался боярский сын Захар, да и тот теперь не мог бы побежать да поднять тревогу. Лежал он на заднем дворе, прямо на снегу, давно уже безмолвный и недвижимый.
Как съехал со двора поезд Дмитрия да затихло все вдали, людишки Старкова да Друцкого в свою очередь пробрались в царские покои.
И на их долю пришлось немало из того, что было брошено или не замечено.
Ночь подходила к концу.
В восьмом часу утра, только что рассвело, на всех колокольнях кремлевских церквей и соборов ударили в набат.
Тревожно и жутко прозвучали в воздухе первые удары.
Раз… раз… раз…
Бояре Старков, Друцкой, Никитин и другие созывали народ на Красную площадь.
Проспали москвичи своего великого князя.
Раз… раз… раз…
Москва заволновалась.
Разное толковали жители, но никак еще не могли догадаться, в чем дело.
А кремлевские колокола гудят не переставая.
Раз… раз… раз…
Тревогой и смутой запахло в воздухе.
Через