хорова, и мне нужно было добраться до Керченска к утру. Городок с населением чуть более ста тысяч располагался в пятистах километрах от моего города. Как шутила моя жена Аня, я постарался убежать подальше от родного города. Что ж, возможно в её словах была доля правды, я не любил Керченск, и, окончив университет, один-единственный на весь город, уехал сюда.
Включив свет в спальне, где меня уже ждал чемодан с вещами (Аня постаралась, хотя знает, что еду я только на похороны и не факт, что останусь на поминки), я ещё раз взял телеграмму, присланную накануне женой Дениса Ирой.
«Денис умер. Похороны в пятницу. Приезжай на экспрессе, дороги все занесло. Ирина Прохорова». Я несколько раз пытался понять, чьи будут похороны, но, поняв, лишь покачал головой. Денису было всего тридцать четыре года, ровно как и мне, и Ирине, мы все учились на экономическом факультете, закончив который, разбрелись кто куда. Вернее, сбежал я, чтобы не пополнить списки безработных молодых специалистов в провинциальном городке.
Сейчас, разглядывая скупую телеграмму, весточку смерти, я представил себе Иру, склонившуюся к окну оператора на почте, где уже бессменно лет сто работает Клавдия Васильевна, и с дрожью в голосе, а может, и со слезами, диктующую печальное послание. Последний раз я видел Ирину лет пять назад, и она сильно изменилась за то время: некогда худенькая и стройная как тростиночка, заметно пополнела, вместо длинных струившихся пепельно-русых волос, которыми любовались все парни нашего университета, – короткая стрижка тёмно-каштанового цвета. И глаза, лучисто-голубые, с плескавшимися прежде золотистыми искорками, потемнели и казались тёмно-серыми. В последнюю нашу встречу одногрупников, где собрались от силы человек десять в единственном ресторане Керченска, я с грустью и сожалением смотрел на неё.
Ирина, одетая в поношенное серое платье, с грустной улыбкой на лице даже отдалённо не напоминала прежнюю блестящую красавицу, в которую я был влюблён. Запинавшимся голосом она объяснила мне, что Денис болеет, температурит, потому она пришла одна. По тому, как она избегала смотреть мне в глаза, я понял, что она глубоко несчастлива. Ей было стыдно за свою утраченную красоту, за старое платье, за то, что она вынуждена оправдываться передо мной, перед тем, кто любил её. Я понимал сложные чувства Иры, внутри меня полыхало сожаление: какой бы сейчас была моя прежняя возлюбленная, если тогда, на четвёртом курсе вышла замуж не за Дениса, а за меня?
Впрочем, лучше подумать об этом в экспрессе, с чашкой кофе с коньяком и неизменной сигаретой. С другой стороны, двенадцать лет назад я уехал из Керченска, стал успешным бизнесменом и женат на самой восхитительной женщине в мире. Поэтому прочь призраки прошлого, я отдам последний долг Денису и, если нужно, помогу Ирине материально. Жаль, конечно, что придётся оставить Аню, ей и так хватает моих бесконечных командировок и одиноких вечеров, и так некстати, что пошёл снег, на машине я добрался бы за несколько часов, а теперь предстоит трястись в экспрессе.
– Как ты доедешь до вокзала? – спросила Аня, чьего появления я не заметил. От неожиданности вздрогнул, и в синих глазах жены мелькнула ирония. – Ты чего напугался? Небольшой экскурс в дни минувшей молодости? – Она обнажила в улыбке красивые белые зубы и, приблизившись ко мне, с удовольствием обвила мою шею руками. Аня была мудрой женщиной, хотя я ни разу не говорил ей о романтических отношениях с Ириной. Внешне они были полной противоположностью друг другу: я неосознанно искал девушку, совершенно непохожую на первую любовь, и Аня, яркоглазая жгучая брюнетка с оливковой кожей, день за днём затмевала воспоминания об Ирине.
– Я вызвал такси, – тихо сказал я и чмокнул её в маленький курносый нос, – поезд на девятнадцать тридцать.
– Ещё рано, – синие глаза жены смотрели на меня с нежностью, – ты хочешь перекусить?
– Нет, мой котик, не хочу.
– Странно всё-таки, что Ирина не позвонила, – вдруг сказала Аня. – Почему вдруг телеграмма?
– У неё нет моего номера, но в последний раз, на встрече выпускников, я сказал наш адрес.
– Вы столько времени не общались, зачем тебе ехать на его похороны? – не отступала Аня, и в её глазах я увидел что-то похожее на сомнение. Иногда мнительность Ани меня раздражала: нельзя же во всём видеть подвох.
– Мы вместе учились.
– Но вы давно не виделись.
– Ну, если ты хочешь, я не поеду, – решил сдаться я, не в силах выдержать её сомнение. – Всё решено, я остаюсь, послезавтра у меня важная встреча с бельгийцами, ты права, надо думать об этом. В конце концов, мы не были такими уж друзьями.
– Ненавижу, когда ты так делаешь, – сдвинула соболиные брови Аня.
– Как так? – прикинулся я непонимающим.
– Сразу идёшь на уступки и на всё соглашаешься, как бы говоря: ради Бога, только отстань!
– Аня, – я улыбнулся, и она, не выдержав, тоже улыбнулась. – Я люблю тебя, но мне нужно поехать. Обещаю позвонить по приезду.
Мы ещё какое-то время постояли, прижимаясь друг к другу, пока на телефон не пришло сообщение, что такси ждёт возле дома.
Снега выпало много, ночью