в совершении преступления. Потому я настаиваю на том, чтобы суд подверг ее наказанию в соответствии с законом 1552 года[28].
Нед понятия не имел, какие наказания прописаны в этом законе.
– Я согласна признать себя виновной, – сказала Элис, – при одном условии.
– И каком же? – уточнил Тилбери.
– В этом помещении присутствует человек, виновный в том же преступлении, и он тоже подлежит наказанию.
– Если вы имеете в виду сэра Реджинальда, преступником является заимодавец, а не тот, кто берет в долг…
– Нет, не сэра Реджинальда, ваша честь.
– Тогда кого же?
– Епископа Кингсбриджского.
Джулиус побледнел от ярости.
– Осторожнее, Элис Уиллард!
– В прошлом октябре вы заранее продали руно тысячи овец вдове Мерсер, по десять пенсов за овцу, – напомнила Элис. Вдова Мерсер подмяла под себя всю торговлю шерстью в городе. – Овец остригли в этом апреле, и миссис Мерсер продала шерсть Филберту Кобли по двенадцать пенсов за овцу, на два пенса больше, чем уплатила вам. Вы пожертвовали этими двумя лишними пенсами, чтобы получить деньги на полгода раньше. Значит, заплатили сорок процентов годовых.
Зала одобрительно загудела. Большинство зрителей были торговцами и умели считать.
– Здесь судят не меня! – бросил Джулиус.
Элис словно не услышала.
– В феврале, – продолжала она, – вы купили камень с графских каменоломен для расширения своего дворца. Цена составляла три фунта, но графский управитель предложил скинуть шиллинг с каждого фунта, если вы заплатите вперед, и вы приняли его предложение. Камень доставили по реке спустя месяц. В итоге получилось шестьдесят процентов от первоначальной цены.
Зрители зашумели, послышались смешки, кто-то захлопал в ладоши.
– Тишина! – крикнул Петтит.
– В апреле, – гнула свое Элис, – вы продали мельницу в Уигли…
– Это не относится к делу! – перебил Джулиус. – Не стоит оправдывать себя, уверяя, с основанием или без оного, что другие люди совершали подобные преступления.
– Епископ прав, – согласился Тилбери. – Настоятельно советую присяжным признать Элис Уиллард виновной в ростовщичестве.
Нед лелеял слабую надежду на то, что купцы-присяжные отважатся возразить, однако те не посмели опротестовать столь недвусмысленное указание судьи. Мгновение спустя все они утвердительно закивали.
– Тогда переходим к рассмотрению наказания, – объявил Тилбери.
Ролло снова выступил вперед.
– Ваши чести, в законе 1552 года все сказано четко и ясно. Подсудимый лишается процентов и выданной ссуды, а также «подлежит взыскать с него пени, по воле и милости короны», если приводить точные слова.
– Нет! – крикнул Нед. Неужто матери предстоит лишиться этих треклятых четырех сотен фунтов?
Горожане разделяли его негодование; в зале недовольно зароптали. Полу Петтиту пришлось снова требовать тишины.
Мало-помалу