вышел из-под арки на лунный свет. Среди стражников, стоявших наверху, пробежал шепот.
– Задвиньте засов, заприте калитку, – приказал центурион, – а уж с митиленцем пусть будет что будет: мы погибли, если признаем, что он один из наших. Это идет сам начальник варяжской гвардии, главный телохранитель императора.
– Эй, Хирвард, – обратился к варягу пришедший на ломаном лингва-франка, на котором обычно объяснялись варвары, служившие в императорской гвардии, – ты что, поймал ночного сокола?
– Клянусь святым Георгием{34}, ты прав, – отозвался варяг, – только у меня на родине его посчитали бы всего лишь коршуном.
– А кто он? – спросил начальник.
– Это он сам тебе расскажет, – ответил варяг, – когда я перестану сжимать ему горло.
– Отпусти его, – последовал приказ.
Англичанин повиновался, но как только митиленец почувствовал свободу, он с неожиданной ловкостью выскочил из-под арки и побежал, укрываясь за вычурными украшениями, которыми по воле зодчего изобиловали ворота снаружи; он вертелся вокруг опор и выступов, преследуемый по пятам варягом, которому его оружие мешало догнать быстроногого грека, укрывавшегося от своего преследователя то в одном темном углу, то в другом. Вновь пришедший от души смеялся, глядя, как эти две фигуры, нежданно появляясь и исчезая подобно теням, метались друг за другом вокруг арки Феодосия.
– Клянусь Гераклом, можно подумать, что это Ахилл гонится за Гектором вокруг стен Илиона{35}, – произнес он, – только на этот раз Пелиду, пожалуй, не настигнуть сына Приама. Эй, ты, рожденный богиней, сын белоногой Фетиды! Впрочем, бедному дикарю непонятны эти сравнения. Эй, Хирвард! Говорю тебе, остановись! Уж свое-то варварское имя ты знаешь.
Последние слова он пробормотал себе под нос, затем опять возвысил голос:
– Побереги свое дыхание, добрый Хирвард! Оно тебе еще понадобится сегодня ночью.
– Стоило тебе приказать, – ответил варяг, нехотя приближаясь к командиру и с трудом переводя дух, как человек, бежавший из последних сил, – и уж я не упустил бы его, загнал бы, как борзая зайца! Не будь на мне этих дурацких доспехов, которые только обременяют, вместо того чтобы защищать, мне не потребовалось бы и двух прыжков, чтобы схватить его и сдавить ему глотку.
– Оставь его в покое, – сказал воин, который действительно был главным телохранителем, или, как его называли, аколитом, ибо обязанностью этого облеченного высокими полномочиями начальника варяжской гвардии было постоянно сопровождать особу императора. – Давай лучше посмотрим, каким образом нам вернуться в город, потому что, если, как я подозреваю, эту шутку сыграл с тобой один из стражников, его товарищи могут не захотеть добровольно пропустить нас.
– А разве для тебя не дело чести до конца расследовать такое нарушение порядка?
– Помолчи, мой простодушный дикарь! Я часто говорил тебе, невежественный Хирвард, что