были еще и перчатки, наполненные золотыми монетами, – напомнил судья.
– И я знаю мастера, делавшего эти перчатки, – вставил свое слово Саймон, потому что как ни был он занят своими думами, они не могли заглушить в его уме помыслов, связанных с его ремеслом. – Один раз это была перчатка для соколиной охоты на ручку миледи. Я пустил ее широковато, но миледи не поставила этого мастеру в укор, зная, какая предполагалась подбивка.
– Вот и хорошо, – сказал Крейгдэлли, – мастер не дал маху! Если нам и это не зачтется, то виноват в том будет мэр, а не город. Этот дар не съешь, не выпьешь в том виде, как он преподносится.
– А я мог бы кое-что поведать и об одном честном оружейнике, – сказал Смит, – но… cogan na schie[21], как выражается Джон Горец… На мой суд, рыцарь Кинфонс, мир ли, война ли, всегда исполняет свой долг перед городом. И нечего подсчитывать, сколько город делает ему добра. Пока что он не забывал долга благодарности.
– И я так сужу, – подхватил наш приятель Праудфьют с высоты своего седла. – Мы, веселые ребята, никогда не опустимся так низко, чтобы считаться вином да орешками с таким другом, как сэр Патрик Чартерис. Поверьте мне, такой отменный зверобой, как сэр Патрик, конечно, дорожит правом травли и гона на землях города, тем более что это право наряду с королем предоставлено только нашему мэру и больше ни одной душе – ни лорду, ни виллану.
Шапочник еще не договорил, когда слева послышалось: «Шу-шу… вау-вау… хау!» – призыв, каким на соколиной охоте вабят кречета.
– Сдается, тут кое-кто пользуется правом, о котором ты говоришь, хотя, как я погляжу, он не король и не мэр, – сказал Смит.
– Эге, вижу, вижу! – крикнул шапочник, решив, что ему представился превосходный случай отличиться. – Мы с тобой, веселый Смит, сейчас к нему подъедем и потолкуем с ним.
– Что ж, валяй! – крикнул Смит, и спутник его пришпорил свою кобылу и поскакал, не сомневаясь, что Гоу скачет за ним.
Но Крейгдэлли схватил под уздцы конька Генри.
– Стой, ни с места! – сказал он. – Пусть наш лихой наездник сам попытает счастья. Если ему обломают гребень, он присмиреет до вечера.
– Ясно уже и сейчас, – сказал Смит, – что с него собьют спесь. Тот молодец с пренаглым видом стал и смотрит на нас, точно мы его захватили на самой законной охоте… Судя по его незавидному коняге, ржавому шлему с петушиным пером и длинному двуручному мечу, он состоит на службе при каком-нибудь лорде из южан… из тех, что живут у самой границы! Эти никогда не сбрасывают с плеч черного кафтана, не ленятся раздавать удары и охулки на руку не кладут.
Пока они обсуждали таким образом возможный исход встречи, доблестный шапочник, все еще думая, что Смит следует за ним, принялся осаживать Джезабель, чтобы спутник его перегнал и подъехал к неприятелю первым или хотя бы вровень с ним. Но когда он увидал, что оружейник преспокойно стоит вместе со всеми в ста ярдах позади, наш храбрый вояка, подобно некоему старому испанскому генералу, затрясся всем телом,