с упреком промолвил отец. – Но больше тебе незачем меня дурачить. Злой дух пока отступил от Саула{54}. Сейчас нам надо подумать, что делать с Вудстоком – покинуть его или оборонять?
– Отец! – воскликнула Алиса. – Разве можете вы питать хоть малейшую надежду отстоять Вудсток?
– Не знаю, девочка, – ответил сэр Генри, – одно только верно: на прощание я бы с радостью скрестил с ними оружие. И кто знает, на кого снизойдет благословение Божье? Вот только что будет с моими беднягами слугами, если они примут участие в такой безнадежной схватке? Сознаюсь, эта мысль меня удерживает.
– И справедливо, сэр, – сказала в ответ Алиса, – ведь в городе солдаты, а в Оксфорде их целых три полка.
– Ох, несчастный Оксфорд! – воскликнул сэр Генри. Его душевное равновесие было нарушено, и потому его разбросанные мысли можно было одним словом повернуть в любую сторону. – Город ученых и верноподданных! Грубые солдаты – неподходящие обитатели для твоих храмов науки и поэтических беседок, но твой чистый и яркий свет не погаснет от смрадного дыхания тысячи неотесанных дураков, пусть они даже дуют на него, как Борей. Неопалимая купина не будет истреблена в огне нынешнего гонения.
– Правда, сэр, – согласилась Алиса, – и небесполезно будет вспомнить, что всякое волнение среди верноподданных в такое неблагоприятное время побудит их еще больше навредить университету, – ведь он считается рассадником всего, что поддерживает короля в наших местах.
– Правильно, девочка, – ответил баронет, – негодяям достаточно будет малейшего повода, чтобы конфисковать те жалкие остатки, которые не уничтожила в колледжах междоусобная война. Это, да еще беспокойство за судьбу моих бедных воинов… Словом, ты меня обезоружила, девушка! Я буду терпелив и спокоен, как великомученик.
– Дай бог, чтобы вы сдержали слово, сэр! – воскликнула дочь. – Но вы всегда так горячитесь при виде этих людей, что…
– Ты что, меня за ребенка принимаешь, Алиса? – рассердился сэр Генри. – Ты же знаешь, я могу смотреть на гадюку, на жабу или на клубок плодящихся ужей, не чувствуя особого отвращения; и хотя круглоголовый, да еще в красном мундире, по моему мнению, ядовитее гадюки, противнее жабы, отвратительнее клубка ужей, но появись сейчас хоть один из них, ты увидишь, как вежливо я его приму.
Не успел он произнести последние слова, как воин-проповедник вышел из своей зеленой засады и, шагнув вперед, неожиданно появился перед старым рыцарем, который уставился на него так, как будто слова его вызвали дьявола из преисподней.
– Кто ты такой? – громким и сердитым голосом спросил сэр Генри; в эту минуту дочь в ужасе схватила его за руку – она не полагалась на то, что отец останется верным своим миролюбивым решениям при виде непрошеного гостя.
– Я один из тех, – ответил солдат, – кто не боится и не стыдится назвать себя поденщиком в великих трудах Англии, уф… да, я простой и честный поборник правого дела.
– А какого дьявола ты ищешь здесь? – свирепо спросил старый баронет.
– Жду любезного приема,