немного спокойствия. Фрау Марион споет нам что-нибудь. – Он повернулся к своей даме. – Что же вы споете, сударыня? Вероятно, опять «Les papillons»? Или, быть может, «Il baccio» Ардити? Ну давайте!
Студент посмотрел на нее. Она была все еще красива, эта пожилая и пожившая женщина: глядя на нее, можно было вполне поверить тем бесконечным историям, которые про нее ходили. Она была когда-то знаменитой европейской певицей. Теперь же уже около двадцати пяти лет она жила в этом городе, одна на своей маленькой вилле. Каждый вечер она долго гуляла по саду и плакала с полчасика над могилкой своей собачки, украшенной самыми лучшими цветами.
Она запела. Ее изумительный голос был давно уже разбит, но в умении петь все-таки чувствовалось какое-то странное обаяние старой школы. На накрашенных губах отражалась старая улыбка победительницы, а под толстым слоем пудры черты лица ее принимали позу обаятельной любезности. Ее толстые, заплывшие жиром руки играли веером из слоновой кости, а глаза, как когда-то, старались вызвать одобрение у всех и у каждого.
О, да, она подходила сюда, эта мадам Марион Вэр-де-Вэр, подходила к этому дому и ко всем остальным, бывшим сейчас в гостях. Франк Браун огляделся по сторонам. Вот его дорогой дядюшка с княгиней, а позади них, прислонившись к двери, Манассе и пастор Шредер. Этот худой, длинный Шредер – лучший знаток вина на Мозеле и Заале, обладающий редким погребом вин; он написал когда-то чересчур умную книгу о философии Платона, а здесь занимается сочинением пьесок для Кельнского театра марионеток. Он был ярым партикуляристом, ненавидел пруссаков и, говоря об императоре, думал лишь о Наполеоне I и каждый год пятого мая отправлялся в Кёльн, чтобы присутствовать на торжественной литургии в честь павших воинов великой армии.
Вот сидит в золотом пенсне огромный Станислав Шахт, cand. phil. на шестнадцатом семестре, слишком грузный и ленивый, даже чтобы подняться со стула. Уже много лет снимает он комнату у вдовы профессора фон Доллингера – и давно уже пользуется там правами хозяина. Эта маленькая, уродливая, худая, как спичка, женщина сидела возле него, наливая ему бокал за бокалом, и накладывала каждую минуту новые порции пирога на тарелку. Она не ела ничего, но пила не меньше его. И с каждым новым бокалом возрастала ее нежность: ласково гладила она его жирные пальцы. Около нее стоял Карл Монен, dr. jur. и dr. phil. Он был школьным товарищем Шахта и его большим другом и не меньше его пробыл в университете. Он всю жизнь держал экзамены и менял свои склонности. В данное время он был философом и готовился к трем экзаменам. Он был похож на приказчика из магазина. Франк Браун подумал, что он, наверное, еще когда-нибудь станет купцом. Это будет для него самое лучшее, он сделает хорошую карьеру в магазине готового платья, где будет продавать дамам. Он постоянно искал богатой партии, но искал, как это ни странно, на улицах: прогуливался мимо окон. Действительно, ему удавалось неоднократно завязывать интересные знакомства. Он волочился особенно за туристками-англичанками. Но, увы, у них большей частью никогда не было денег.
Тут был еще один маленький гусарский лейтенант с черными усиками.