к раскрытым дверям спальни императрицы; даже дежурившие в коридоре гвардейцы придвинулись настолько близко, насколько это им было позволено.
Все притаив дыхание ждали важного для государства события. Скоро в комнату, находившуюся пред опочивальней государыни, вошел Никита Иванович Панин со своим воспитанником, великим князем Павлом Петровичем; мальчик беспокойно и испуганно посматривал на множество народа, к виду которого он совсем не привык. Тогда раскрылись двери в великокняжеские покои, и на пороге, предшествуемые духовником ее императорского величества и обер-камергером, появились Петр и Екатерина.
Петр Федорович шел потупив взор. Его страх и смущение все возрастали по мере приближения к императрице. Екатерина Алексеевна держала у глаз носовой платок и, казалось, тихо плакала. Весь двор замер, дожидаясь знака, как следует себя держать; все лица были закрыты платками, и отовсюду слышались подавленные рыдания.
Панин подвел юного великого князя к родителям. Екатерина Алексеевна взяла ребенка на руки, и вся семья, на которой покоилась будущность России, направилась в спальню императрицы.
В головах постели государыни стояла камеристка, она подвела руки под плечи Елизаветы Петровны и слегка приподняла ее.
Великая княгиня, пораженная горем, упала на колени пред постелью императрицы, Петр Федорович последовал ее примеру, а маленький великий князь, стоя около, начал плакать, так как видел, что кругом все плачут, а бабушка, около которой он рос и которая всегда баловала его, лежит ужасающе бледная и неподвижная на руках своей плачущей камеристки.
Среди царившей вокруг мертвой тишины даже в коридоре было слышно каждое слово, произнесенное в спальне. Прерываемый рыданиями, раздался голос великой княгини, которая промолвила:
– Мой супруг и я, к нашему великому горю, не раз давали вам, ваше императорское величество, повод к неудовольствию, и теперь мы просим вас простить нам все это и молим Бога, чтобы Он исцелил вас и сохранил вашу жизнь еще на многие годы, чтобы мы любовью и послушанием могли загладить наши вины и заслужить расположение вашего императорского величества.
– Да, – беззвучным голосом сказал великий князь, который весь дрожал, – мы молим Бога о сохранении драгоценной жизни нашей великой, всемилостивейшей тетки.
Сказав это, он снова опустился на колени.
Маленький великий князь, по знаку Панина, последовал примеру своих родителей.
Императрица взглянула на коленопреклоненную группу. Суровое выражение ее лица сделалось мягким и растроганным; она нагнулась к ребенку, погладила его щечку своей трепещущей рукой и, с трудом произнося слова, сказала:
– Благодарю вас, дети мои, за участие! Если я поправлюсь, вы найдете во мне любящего, как мать, друга, который охотно забудет все прошлое… Но я думаю, что настал конец моей жизни и Господь призывает меня к себе… Примите мое благословение, и да охранит оно вас. Господь услышит молитву умирающей… Он даст вам, мой племянник,