засунули в мешки с каменными ядрами и пустили ко дну. На свою долю я купил в Германии янтарь и обменял его у мавров на лошадей. Сдал их в Лиссабоне в королевскую конюшню и на вырученные деньги взял на год в аренду баркас. Вскоре купил каравеллу и плавал пять лет, пока она не затонула в Английском проливе, где мы поджидали суда. Господь покарал нас за пиратство, но святой Николай заступился, и мы на обломках добрались до берега. Ночью вырезали французскую деревеньку, откуда на двух баркасах вернулись в Белемскую гавань. Теперь все придется начинать сначала.
– Повесят тебя на рее… – недовольно проворчал старик. – Шел бы на службу, если не можешь жить без разбоя!
– Разве я хуже других? – обиделся Элорьяга. – Все так делают! Ты тоже потрошил чужие суда.
– Я топил врагов, – возмутился старик, – а ты губишь души христиан!
– Слишком набожным ныне сделался! – закричал через стол Элорьяга. – Кого ты с Гомесом пускал ко дну в Средиземном море? – маленькие заплывшие жиром глазки кормчего налились кровью. – Эстебан рассказывал, как ты распорол брюхо невинной девице за то, что не желала войти в твою каюту.
– Врешь! – завизжал старик, вскакивая на ноги и хватаясь за рукоять кинжала. – Он это выдумал, потому что сам хотел изнасиловать ее!
– Было… – отскочил в сторону Гомес— Он тогда с обиды всем головы отсек.
– Молокосос! – неистовствовал старик, удерживаемый за плечи моряками. – Осмелился возвысить голос на старшего? Будь я проклят, если хоть один капитан возьмет тебя на корабль!
Элорьяга плюнул в его сторону и демонстративно отвернулся. Неизвестно, чем бы кончилась ссора, если бы в дверях не появился сорокалетний мужчина среднего роста в скромном черном камзоле.
– Сэр Кабот! – бросились к нему моряки.
– Мой отец родился итальянцем, – вежливо поправил капитан. – Мое имя – Себастьян Кабото.
Офицеры поднялись, освободили место за столом. Гость обошел португальцев, внимательно оглядел каждого, пожал руки, перекрестился, опустился на скамейку рядом с Элорьягой. Двое телохранителей сопровождали знаменитого капитана.
Едкий запах соленой рыбы проникал из гавани в раскрытые окна. Пьяные бродяги орали в порту похабную песню о монахе, переплывшем озеро и проникшем к возлюбленной в монастырь. В соседнем зале послышались возня, брань, крики. Матроса вытолкнули на улицу. Смутьян упал в сточную канаву, сквернословил, грозился перерезать обидчиков. Расторопные слуги внесли в комнату масляные светильники, поставили на сдвинутые посередине столы. Робкие языки пламени колыхались на сквозняке, отбрасывали на стены беспокойные вздрагивающие тени.
Капитаны пили за здоровье гостя, членов его семьи, английского, португальского, испанского королей, – за все, приходившее в захмелевшие головы. Кабото держался с достоинством, пил в меру мало ел. Он унаследовал от отца черные вьющиеся волосы, густую бороду, довольно симпатичное смуглое лицо.