думал, не отложить ли серьезный разговор до следующего утра. Однако завтра в календаре стояло нечетное число, а сегодня день делился надвое, затем еще надвое, и получалась хорошая четверка, предсказывающая количество сыновей. Ночью закончилось полнолуние, на востоке взошли две яркие звезды, что явилось благоприятным знаком небес. Спрашивая у талисмана совета, Фернандо посмотрел на янтарную капельку с закованным в нее паучком. Желтая смолистая пуговка на золотой цепочке тепло поблескивала поверх небрежно брошенной на стул черной бархатной куртки. Янтарь скатился в складку одежды, не хотел разговаривать. В поисках добрых примет капитан огляделся вокруг. На столе, в светло-зеленой вазе из венецианского стекла с белыми тончайшими нитяными прожилками, завяли алые розы. Маленькие упругие изумрудные листья были свежи, но цветы пожухли, осыпались. Магеллану сделалось тоскливо. На широком подоконнике лежали дохлые мухи. Не слышалось пения птиц, воркования голубей. Тишина, смерть, тлен… Дождь застучал по рыжей черепичной крыше, окрасил ее в темно-бурый цвет, прибил пыль, умыл белые стены, напоил на клумбе цветы, побежал ручейками по гранитным плитам. «Вот еще одна хорошая примета, – подумал Фернандо. – К обеду выглянет солнце, просушит землю. Может, лучше сначала поговорить с Беатрис? Нет, пусть отец узнает мнение дочери, – решил он. – Вдруг девушка испугается, убежит, не захочет показываться на глаза? Если она сочтет меня старым, алькальд найдет способ вежливо отказать. Сделаю вид, будто ничего особенного не произошло».
Завтракали без хозяина, его срочно вызвали в арсенал. Заспанный Дуарте громко прихлебывал чай из китайской чашки с синим затейливым рисунком. Отдувался, причмокивал губами, сладко поглядывал на прислуживавшую в чистом переднике Марию. Вчера он заманил ее к себе, они шумно возились за стенкой.
Беатрис в глухом вишневом платье, с голубыми лентами в волосах сидела напротив брата, старалась не замечать его развязности по отношению к служанке. Девушка сосредоточенно глядела на вышитую цветами скатерть, отламывала от булки маленькие кусочки, обмакивала в мед и быстро проглатывала, будто торопилась выйти из-за стола. В последние дни она стеснялась смотреть в глаза Фернандо, разговаривать с ним.
Мария пошла на кухню за вареньем. Дуарте выскочил из-за стола, поспешил за ней, собираясь по дороге прижать к буфету, любовной цитаделью возвышавшемуся в соседней комнате. Послышался сдавленный смех, звук разбитого стекла. Беатрис вздрогнула, подняла глаза. Чуть миндалевидные, влажные, они горели страхом и тоской. У Магеллана защемило сердце.
– Беатрис, я стар и болен… – вдруг вырвалось совсем не то, что хотел сказать. – Мне тридцать семь лет. Кроме дворянского герба и пенсии у меня ничего нет, но ради вас я сделаю многое. Сегодня я намерен просить дона Диего отдать вас мне в жены. Вы согласны стать моей женой?
За буфетом взвизгнула Мария, видать, Дуарте переусердствовал. Беатрис посмотрела в коридор, откуда доносилась счастливая