мог я тебя разбудить, когда ты меня не разбудил? – огрызнулся он. – Теперь мы не попадем на реку раньше двенадцати. Удивляюсь, что ты даешь себе труд вообще вставать.
– Гм… – отозвался я. – Счастье твое, что я встал. Когда бы я тебя не разбудил, ты так бы и валялся две недели кряду.
В этом духе мы продолжали рявкать друг на друга в течение нескольких минут, пока нас не прервал вызывающий храп Джорджа. Впервые с пробуждения мы вспомнили о его существовании. Вот он лежал перед нами – человек, осведомлявшийся, в котором часу нас будить, – на спине, с широко разинутым ртом и подобранными коленями.
Право, не знаю, почему это так, но вид человека, спящего в постели, когда я уже встал, приводит меня в бешенство. Мне представляется возмутительным, чтобы драгоценные часы человеческой жизни – бесценные мгновения, которым никогда более не вернуться, – тратились на ничтожный скотский сон.
Возьмите хотя бы Джорджа, расточавшего в безобразной лени неоценимый дар времени; его драгоценная жизнь, за каждую секунду которой ему придется в иной жизни давать отчет, течет мимо, не использованная им. Он мог бы уплетать яичницу с беконом, дразнить собаку или заигрывать со служанкой, вместо того чтобы валяться здесь, погруженным в отягчающее душу забвение.
Ужасная это была мысль. Гаррис и я, очевидно, были поражены ею одновременно. Мы решили спасти его, и в этом благородном порыве личная наша размолвка была позабыта. Мы бросились к нему и сорвали с него одеяло, Гаррис хватил его туфлей, а я заревел ему в ухо, и он проснулся.
– Что случилось? – пробормотал он, садясь на кровати.
– Вставай ты, тупоголовый соня! – загремел Гаррис. – Четверть десятого! Что?.. – взвизгнул он, соскакивая с кровати в лохань. – Что за черт сунул сюда эту штуку?..
Мы сказали ему, что надо было быть дураком, чтобы не заметить лохань.
Мы кончили одеваться; когда же дошло до мелочей, вспомнили, что уложили зубные щетки и щетку с гребнем (я знал, что эта зубная щетка таки вгонит меня в могилу), и пришлось отправиться вниз и выудить их из чемодана. А когда мы покончили с этим, Джордж потребовал бритвенный прибор. Мы объявили ему, что он может одно утро обойтись без бритья, ибо мы отнюдь не намерены еще раз распаковывать этот чертов саквояж ни ради него, ни ради кого бы то ни было из ему подобных. Он возразил:
– Не мелите вздора. Как я могу показаться в Сити в этом виде?
Конечно, немного жестоко по отношению к Сити, но что нам до страданий человечества? Как выразился Гаррис с обычной вульгарностью, придется Сити переварить его и таким.
Мы спустились вниз завтракать. Монморанси пригласил двух собак проводить его, и они коротали время, грызясь на пороге входной двери. Мы успокоили их зонтиком и сели за котлеты и холодное мясо.
Гаррис сказал:
– Важнее всего – плотно позавтракать, – и начал с двух котлет, пояснив, что ест сперва горячее, так как мясо может и подождать.
Джордж завладел газетой и прочел нам о всех несчастных случаях на воде и предсказание погоды, сулившее «дождь, холод, переменную облачность (самое зловещее, что можно сказать о погоде), местами