и сегодня я ее не видал. Андрей Иванович говорит, будто больна, да я думаю, совсем не от болезни.
– А отчего же?
– Ревнует, Лиза, к тебе.
– Ко мне? – удивилась тетка. – С какой стати? Ты так ее любишь!
– Люблю ее, а тебя больше, много больше… Тебя очень, очень люблю… Как никогда не любил и никогда не буду.
– Полно, Петруша, ты молод очень, не понимаешь еще, что такое любовь, – с улыбкою, но наставительно заметила цесаревна.
– Что ты, Лиза, меня все коришь, молод да молод… Не ребенок я и понимаю, все понимаю, – с грустью и слезами в голосе порывисто шептал государь.
– Что же ты понимаешь, Петя?
– А то, что ты меня никогда не любила и не любишь.
– Вот и совсем неправда… Хочешь докажу тебе?
– Докажи, Лиза, – умолял племянник.
Цесаревна приняла серьезный вид и с комическою важностью стала декламировать слова, написанные государем сестре своей на другой день после восшествия своего на престол, а потом, через несколько недель, высказанные им лично в заседании Верховного тайного совета:
«Богу угодно было призвать меня на престол в юных летах. Моею первою заботою будет приобресть славу доброго государя. Хочу управлять богобоязненно и справедливо. Желаю оказывать покровительство бедным, облегчать всех страждущих; выслушивать невинно преследуемых, когда они станут прибегать ко мне, и по примеру римского императора Веспасиана никого не отпускать от себя с печальным лицом».
– Видишь, как люблю тебя, выучила наизусть… Какие хорошие мысли у тебя, Петруша!
– Не мои они, Лиза, Андрей Иванович написал и дал мне выучить, – уныло сознался государь, но потом быстро добавил: – Но не думай, Лиза, я и сам могу написать не хуже.
– Верю, государь, твои воспитатели с отменною похвалою отзываются о твоих способностях. Все говорят, что ты развит не по летам.
– Опять, Лиза, годы, – упрекнул племянник.
– Что же делать, Петруша, не виновата же я, что родилась твоею теткою и за столько лет прежде тебя.
– А я не хочу иметь тебя теткою!
– А чем же, Петруша?
– Моею женою, – решительно высказал государь.
Лицо цесаревны сделалось серьезно, как будто какое-то облачко не то нерешительности, не то сожаления пробежало по нему; но это мелькнуло моментально, и тотчас же с прежнею ласковою улыбкою она обратилась к своему влюбленному кавалеру:
– Какой ты упрямец, Петруша, сколько раз я тебя просила не говорить мне об этом… Я тебя люблю как племянника, как брата, как дорогого друга, но не могу любить как мужа… Вспомни, что тебе только двенадцать лет, а мне за двадцать, чуть не старуха! Какая же пара! Посмотри, сколько хорошеньких молоденьких девушек! – уговаривала цесаревна, указывая на танцующих дам.
– Мне никого не нужно, кроме тебя! – упрямо настаивал племянник. – А я знаю, Лиза, почему ты не хочешь быть моею женою.
– Отчего же, по-твоему,