надоела Тешен, а натура его такова, что он непременно должен кого-нибудь любить… Будем снисходительны, мой друг, к этому великому и доброму государю. Если весь свет прощает ему его слабости, то не нам строго судить о нем: хорошо это или дурно, но это так и иначе быть не может. Нам, его приближенным, остается лишь одно: из этого зла извлекать как можно больше добра и пользы. Теперь более нет уже никакого сомнения, что вы призваны занять самое близкое положение при короле… Но чтобы извлечь из этого пользу для себя и для других, прежде всего надо знать, что делать.
– Милейшая графиня, – отвечала спокойно Анна, – я нисколько не тщеславна и даже не честолюбива; богатства я не ищу; у меня есть муж, и я постараюсь остаться честной женщиной, это мое единственное желание.
– Я ничего не имела бы вам на это возразить, – с улыбкой отвечала Рейс, – но позвольте мне вам заметить одно, что я, право, не понимаю, за что вы должны сделаться добровольной мученицей.
– Мученицей? – удивилась Анна.
– Да, именно мученицей. Я продолжаю быть откровенной: Гойма вы не любите и не можете любить… Он стар и развратен, так что, несмотря на все ваши совершенства, он даже не верен вам; любить его невозможно: рано или поздно, а сердце отзовется.
– Графиня!..
– Я вас просила о терпении.
– Извольте продолжать.
– Вы его не любите и имеете на то причины… Наконец сердце рано или поздно возвысит свой голос…
– Я заглушу его голос.
– Да, вы заглушите этот голос раз или два, но придут годы тоски и скуки, и вы броситесь с отчаяния в объятия первого встречного, и в этом не будет счастья. Знаю я свет: это наш обыкновенный путь! Меж тем король наш мил и хорош, и жизнь с ним будет настоящим блаженством.
– Но король наш вместе с тем ветрен и непостоянен, а такая любовь не по мне!
– Поверьте мне, милая Анна, что связи с самыми ветреными людьми могут быть очень продолжительны и крепки, это все зависит от женщины, и женщины сами виноваты, если они позволяют с собой расстаться. Не все ли равно: если вы сами не сумеете его удержать, то чем вы его свяжете? Ничем, и уж, разумеется, всего менее браком. Мужа или любовника нужно суметь удержать у своих ног и привязать его к себе, это наше дело.
Графиня Гойм пожала плечами.
– Плохая это любовь, если ее нужно вечно держать на привязи; такой любви я не хочу! За вашу откровенность, милая графиня, – продолжала Анна, понизив немного голос, – я заплачу вам тоже полной откровенностью. Ничем тем, о чем вы говорите, нельзя тронуть мое сердце. Я живой человек и, конечно, не могу за себя поручиться, и хотя я всегда буду стараться оставаться верной моему мужу, но кто может знать, что с кем случится. Ручаюсь же вам лишь только за одно, что любовью можно будет меня победить, а не происками, и когда я полюблю… Если это когда-нибудь случится, я не стану обманывать моего мужа, а в ту же минуту скажу ему об этом, уйду от него и приду к тому, кто будет мне мил; но только тот, кто будет меня любить, должен будет стать моим мужем.
– Но ведь тот, кто вас теперь любит… ведь он король! Король!
– А