Ты думал: я ничего не знаю. А кто, по-твоему, занимался стиркой? – Мать прикурила новую сигарету от окурка и раздавила его в пепельнице. – Можешь поверить, я знала о том, что тогда с тобою происходило, гораздо больше, чем ты думал. И о том, что ты часами торчал в ванной, занимаясь онанизмом. И о том, что ты воровал деньги, чтобы купить «дурь».
– Мама, но я же страдал. И не сказал бы, чтоб от тебя мне была какая-нибудь помощь.
Мать посмотрела на него с тем самым скучающим раздражением, которое он очень хорошо помнил.
– Думаешь, в твоих страданиях есть что-то особое? Я потеряла единственного человека, которого когда-либо любила, но не могла ничего предпринять, потому что мне нужно было воспитывать сына. Не милого малыша, к которому я успела было привязаться, а угрюмого подростка, не имеющего других чувств, кроме жалости к себе. Мне пришлось терпеть целую вечность, прежде чем удалось спровадить тебя в медицинский институт.
– Значит, после этого ты и предприняла. Прямиком с крыши администрации округа. Знаешь, мама, это был очень оригинальный способ почтить память отца. Интересно, что он сказал бы тебе, узнай он о том, что ты сделала?
– Спроси его сам, – сухо ответила мать.
Хэнк закрыл глаза.
Когда же он открыл их, то оказался в гостиной материнского дома. Отец по своему обыкновению стоял в дверях, курил «Кэмел» без фильтра и смотрел сквозь москитную сетку на улицу.
– Ну? – произнес Хэнк, немного погодя.
Отец с тяжелым вздохом повернулся.
– Прости меня, – сказал он. – Я не знал, что делать. – Он пошевелил губами, изобразив нечто, что смогло бы сойти за улыбку совершенно постороннего человека. – Умирать мне было в новинку.
– Ага, ты не мог найти в себе силы сказать мне, что происходит. Но не тревожиться из-за этого ты тоже не мог. Хирург, который оперировал тебя, доктор Томазини… Многие годы я относился к нему как к своему настоящему отцу. Знаешь почему? Потому что он прямым текстом сообщил мне, что к чему. Он в точности объяснил мне, чего ждать. Он посоветовал мне готовиться к худшему. Он сказал, что будет плохо, но что я найду в себе силы справиться. До тех пор никто и никогда не разговаривал со мною так. И когда я потом оказывался в тяжелом положении, то представлял себе, будто иду к нему и спрашиваю совета. Потому что ни к кому другому я обратиться не мог.
– Очень жаль, что ты ненавидишь меня, – сказал отец, глядя в сторону от Хэнка. Потом добавил, едва внятно: – И все же многие умудряются и ненавидеть отцов, и все же вести вполне достойную жизнь.
– Я не ненавидел тебя. Ты был всего лишь необразованным парнем, который не представлял собой ровным счетом ничего и сам это понимал. Имел никчемную работенку, привычку курить по три пачки в день и жену-пьяницу. А потом умер. – Весь гнев, который испытывал Хэнк, разом улетучился, как воздух, вырвавшийся из проколотого шарика, оставив по себе лишь щемящее чувство потери. – Тут просто нечего ненавидеть.
Внезапно автомобиль стала заполнять, кольцо за кольцом, блестящая туша Червя. В мгновение она