тот может дать ему сдачи. Вместо этого он опустился перед замыкающим на колени и, с трудом пробиваясь сквозь шум в собственной голове, мягко заговорил, сам не до конца понимая, о чем идет речь:
– Но ведь ты хочешь им помочь, правда? Хочешь, чтобы они больше не страдали?
Сквозь слезы тот посмотрел на Артема и с несмелой улыбкой прошептал:
– Конечно… Конечно, я хочу помочь им.
– Тогда ты должен помочь мне. Они хотят, чтобы ты помог мне. Иди к дрезине и встань за рычаги. Ты должен помочь мне добраться до станции.
– Они так сказали тебе? – недоверчиво поглядел на Артема замыкающий.
– Да, – уверенно ответил Артем.
– А ты потом отпустишь меня назад, к ним?
– Даю слово, что, если ты захочешь вернуться, я отпущу тебя обратно, – заверил Артем и, пока его собеседник не успел одуматься, потянул его к дрезине.
Поставив замыкающего, механически повинующегося Женьку и Кирилла к рычагам, взгромоздив не приходящего в сознание командира посередине, Артем встал во главе отряда, нацелив автомат в темноту, и быстрым шагом пошел вперед. Сам себе удивляясь, он слушал, как покатилась вслед за ним дрезина. Артем чувствовал, что совершает недопустимое, оставив неприкрытый тыл, но понимал, что сейчас самое главное – убраться как можно скорее из этого страшного места.
На рычагах теперь было трое, и отряд двигался быстрее, чем до остановки, а Артем с облегчением чувствовал, как затихает мерзкий шум и рассасывается понемногу чувство опасности. Он все прикрикивал на остальных, требуя не сбавлять темпа, как вдруг услышал сзади совершенно трезвый и удивленный голос Женьки:
– Ты что это раскомандовался?
Артем дал знак остановиться, поняв, что они миновали опасную зону, вернулся к отряду и обессиленно опустился на землю, прислонившись к дрезине спиной. Все постепенно приходили в себя. Замыкающий перестал всхлипывать и только тер себе пальцами виски, в недоумении осматриваясь вокруг. Зашевелился и с глухим стоном приподнялся командир, жалуясь, что раскалывается голова.
Через полчаса можно было двигаться дальше. Кроме Артема, никто ничего не помнил.
– Знаешь, тяжесть такая вдруг навалилась, в голове муть, и как-то так раз – и погасло все. Было со мной такое однажды от газа в одном туннеле, далеко отсюда. Но если газ, так он должен по-другому действовать, на всех сразу, не разбираясь… А ты все этот звук свой слышал? Да, странно все это, чего и говорить… – размышлял вслух командир. – И вот то, что Никита ревел… Слышь, Васильич, кого ты жалел-то? – спросил он у замыкающего.
– Черт его знает… Не помню я. То есть вроде минуту назад еще что-то помнил, а потом как-то улетучилось… Это, знаешь, как со сна: вот только проснешься – все помнишь, и картина такая яркая перед глазами стоит. А пройдет несколько минут, очнешься немного – все, пусто. Так только, осколки какие-то… Вот и сейчас то же самое. Помню,