не сможет даже такое вообразить. Я давно уже бился над тем, куда они уходят, почему их присутствие не ощущается каждый день, почему не чувствуется все время легкий холодный взгляд из темноты… Тебе знаком страх туннеля? Я думал раньше, что это мертвые слепо бредут за нами по туннелям, шаг за шагом, тая во тьме, как только мы оборачиваемся. Глаза бесполезны, ими не различить умершего, но мурашки, пробегающие по спине, волосы, встающие дыбом, озноб, бьющий наши тела, свидетельствуют о незримом преследовании. Так я думал раньше. Но после твоего рассказа многое прояснилось для меня. Неведомыми путями они попадают в трубы, в коммуникации… Когда-то давно, до того, как родился мой отец и даже дед, по мертвому городу, который лежит сверху, протекала речушка. Люди, жившие тогда в нем, сумели сковать эту реку и направить ее по трубам под землей, где она, наверное, течет и по сей день. Похоже, что на этот раз кто-то заточил в трубы саму Лету, реку смерти… Твой товарищ говорил не своими словами, да это и был не он. Это были голоса мертвых, он услышал их в голове и повторял, а потом они увлекли его за собой.
Артем уставился на собеседника и не мог отвести взгляда от его лица на протяжении всего рассказа. По лицу Хана пробегали неясные тени, его глаза словно вспыхивали адским огнем… К концу повествования Артем был почти уже уверен, что Хан безумен, что голоса в трубах, наверное, нашептали что-то и ему. И хотя Хан спас его от смерти и так гостеприимно принял его, оставаться с ним надолго оказывалось неуютно и неприятно. Надо было думать о том, как пробираться дальше, через самый зловещий из всех туннелей метро, о которых ему приходилось слышать до сих пор, – от Сухаревской к Тургеневской и дальше.
– Так что тебе придется извинить меня за мой маленький обман, – после небольшой паузы прибавил Хан. – Душа твоего друга не вознеслась к Создателю, не перевоплотилась и не восстала в иной форме. Она присоединилась к тем несчастным, в трубах.
Эти слова напомнили Артему, что он собирался вернуться за телом Бурбона, чтобы принести его на станцию. Бурбон говорил, что здесь у него есть друзья, которые должны были вернуть Артема обратно в случае успешного похода. Это напомнило ему о рюкзаке, который Артем так и не раскрывал и в котором, кроме обойм к автомату Бурбона, могло обнаружиться еще что-нибудь полезное. Но хозяйничать в нем было как-то боязно, в голову лезли всяческие суеверия, и Артем решился только приоткрыть рюкзак и заглянуть в него, стараясь не трогать там ничего и тем более не ворошить.
– Ты можешь не бояться его, – будто чувствуя его колебания, неожиданно успокоил Артема Хан. – Эта вещь теперь твоя.
– По-моему, то, что вы сделали, называется мародерством, – тихо сказал Артем.
– Ты можешь не бояться мести, он больше не перевоплотится, – сказал Хан, отвечая не на то, что Артем произнес вслух, а на то, что металось у него в голове. – Я думаю, что, попадая