ответил Сент-Винсент. – Полную свободу действий. Приведите «Молнию» назад в целости и сохранности, с бунтовщиками на борту, а уж как это сделать, решайте сами.
– Вы даете мне все полномочия – например, вести переговоры, милорд?
– Черт побери, я такого не говорил, – ответил Сент-Винсент. – Я имел в виду, что вы получите все, что потребуется. Хотите – дам вам три линейных корабля, пару фрегатов, бомбардирские кечи. Даже ракетный катер, если придумаете, что с ним делать, – Конгрив[4] был бы счастлив еще разок увидеть свои ракеты в бою.
– Я не думаю, что тут нужны крупные силы. Линейные корабли, на мой взгляд, будут излишни.
– Знаю, черт побери! – на массивном лице Сент-Винсента явственно отразилась внутренняя борьба. – Мерзавцы при первых признаках опасности улизнут в устье Сены, и поминай как звали. Тут нужны мозги. Поэтому-то, Хорнблауэр, я и послал за вами.
Лестный комплимент. Хорнблауэр даже приосанился; на удивление приятно было сознавать, что он говорит почти на равных с величайшим адмиралом в истории Англии. Чувства, кипящие в груди Сент-Винсента, выплеснулись еще одним неожиданным признанием:
– И вас любят. Черт побери, я не знаю такого, кто бы вас не любил. За вами идут, вас слушают. Вы из тех офицеров, о которых матросы говорят между собой. На вас надеются, от вас ждут подвигов – и я тоже жду, сами видите.
– Но, чтобы говорить с матросами, я должен вступить с ними в переговоры, милорд.
– Никаких переговоров с бунтовщиками! – взревел Сент-Винсент и грохнул по столу кулаком, огромным, как баранья ляжка. – Допереговаривались уже в девяносто седьмом!
– Тогда карт-бланш, который вы мне даете, – не более чем обычные приказы флотскому офицеру, милорд, – сказал Хорнблауэр.
Вопрос был очень важен: ему поручают крайне трудное задание, и за провал придется отвечать по всей строгости. Он и вообразить не мог, что станет препираться с первым лордом Адмиралтейства, однако необходимость вынудила. Хорнблауэр с неожиданной ясностью осознал, что борется не за себя, не себе выторговывает условия, а спорит совершенно безлично. Офицер, которого отправляют вернуть «Молнию» и чье будущее зависит от широты полномочий, – не Хорнблауэр в белом и малиновом шелке, сидящий в резном кресле, а неведомый бедолага, чьи интересы надо отстаивать, потому что они совпадают с интересами страны. Тут оба персонажа слились, и это вновь стал он, муж Барбары, человек, обедавший вчера у лорда Ливерпуля[5] и оттого страдающий сегодня легкой головной болью, офицер, которому поручено это неприятное дело, не сулящее ни славы, ни отличий, но способное превратить его в посмешище для флота и всей страны.
Хорнблауэр вновь пристально глянул на адмирала: Сент-Винсент не дурак, за этим изрезанным лбом работает мощный мозг. Он борется со своими предрассудками, готовится отбросить их ради долга.
– Ладно, Хорнблауэр, – сказал наконец первый лорд. – Даю вам все полномочия. Они будут