в коде, который они используют, в разделяющем их расстоянии, имеет силу бессловесного заклинания» [88, с. 288]. Символично, что К. Леви-Строс упоминает о некоем коде, который необходимо разрушить для того, чтобы «не противопоставлять» разные существа (субъекты) друг другу. Интересно также и то обстоятельство, что изменение этого кода он связывает не с дискурсивной, а с презентативными формами символики. О том, что такие формы предпочитает исследовать и С. Лангер, мы уже отмечали. Все это, на наш взгляд, не случайно. Можно предположить, что современные исследователи пытаются каким-то образом исправить оплошность Л. Леви-Брюля, открывшего миру секрет неподвластности пралогического мышления манипуляции. С другой стороны, рассуждениями К. Леви-Строса «подводится мина замедленного действия» под традиционную сакральную и секулярную духовность любого социума-этноса.
Для русского социума-этноса именно дискурсивная символика была наиболее характерной для обеих форм духовности. Для религиозной духовной традиции таковой была молитва, для секулярной – фольклор. И ведь как же тогда можно будет манипулировать таким пралогическим мышлением и сознанием, если для русского человека, например, «богатство – это, прежде всего, благословение Божие, а не горы злата» [198, с. 205]. Как тут разобраться в том, какую цель себе поставил человек и чего он в действительности хочет. Ведь для этого необходимо понимание и взаимопонимание, а оно становится труднодостижимым из-за того, что у каждого социума-этноса свое собственное «культурное ядро». То самое «культурное ядро», которое когда-то предлагал разрушить А. Грамши.
Таким образом, подлинное субъектное целеполагание – это не просто самостоятельное и осознанное (осмысленное) формулирование цели в деятельности (в нашем случае, для практики социального творчества), но это еще и формулирование (определение) цели, основанное на традиции как исторически сложившейся и прошедшей проверку временем системы ценностей конкретного социума-этноса. Можно лишь согласиться с мнением о том, что «возврат к традиции во всех сферах общественной и личной жизни всех социальных групп нашего населения сохранит его как народ, будет способствовать восстановлению духовной общности между всеми стратами общества» [191, с. 248]. Отсюда, неприятие традиции западными исследователями-модернистами. Ведь для того, чтобы заставить каждого отдельно взятого человека и целые социумы-этносы выполнять чужие цели, нужно оторвать их от традиции.
Важным аспектом целеполагания в самодеятельности субъектов социального творчества выступает их личное «духовное делание» как основа общественного феномена духовного производства. Но следует отметить и обратную связь между личным «духовным деланием» и общественным феноменом «духовное производство»: от характера такого духовного производства зависит и сама самодеятельность. В условиях практического применения доктрины «массового общества» сегодня формируется нивелированная