да. Проклятые выродки, приехавшие решить «мой вопрос», не смотрелись людьми. Он шмыгал носом, комиссар, был болен какой-то воздушно-капельной дрянью, которую мы победили сто лет назад, понимаете?
Они лезли, как бы смешно это сейчас ни прозвучало, в мое личное пространство. «Шульгин?» – спрашивает первый. Волнуется, раскраснелся, хватает меня за руку. Потное, вонючее создание с мозгом, в вычислительных возможностях уступающим даже калькулятору, было уверено: спасать меня нужно даже в том случае, если я этого не хочу.
– Вы меня слушаете?
Я не слушал. Отказался от убежища, от любой помощи. Но, видимо, они ее мне все-таки оказали. Простите мне некоторые лирические отступления, комиссар, но мне важно, чтобы вы все поняли правильно, увидели так, как видел я. О чем вы спрашивали?
Лебедев
Сон долго не шел, а инъекцию делать не хотелось. Накопившиеся за день переживания почему-то казались настолько значительными, что просто взять и выключить их казалось неправильным. Будто только усни – и потеряешь нечто принципиально важное.
Лебедев лежал и смотрел на бледный синий свет лампы, так и сяк крутил в голове «условную человечность», но не мог сформулировать мнение на этот счет. Невозможность диалога с самим собой угнетала.
Казалось, пространство вокруг движется, будто платформа качается на ветру. Лебедев успел подумать вот что: луо вцепились в биологию только потому, что больше аргументов у них нет, так же, как аргументов сто лет назад не было у сектантов. Однако мысль эту закончить ему не удалось – уснул.
Во сне Лебедев оказался на огромной пустой площади, под ногами был серый, нагретый солнцем асфальт, а над головой – светло-голубое слепое небо. Вокруг никого, ни души, и ни звука. Но что-то приближалось: что-то огромное, страшное, как рождение. Яркое, злое.
Лебедев попытался укрыться где-то, спрятаться от опасности. Ничего не вышло: нечеловеческая сила вынула его из укрытия и потащила сквозь миллиарды голосов, стонов, криков, просьб.
Лебедев понял, что может проснуться, должен проснуться, но не смог. Жутко хотелось избавиться от всего этого дерьма: прочь, вы, идиоты, решайте свои проблемы сами, не нужно меня впутывать!
Чувство времени отказало: непонятно, сколько Лебедев сидел на кровати, очухавшись от жуткого сна, и сколько проспал, но вот в голову вполз тихий, вкрадчивый голос Сингулярности:
– Вам пора, Лебедев.
Шульгин
Кроме самолетов и учеников меня интересуют женщины с дефектами и собственная литературная деятельность.
Женщин в М-3 достаточно: начиная с казуалок с огромными зрачками или нейроничек в примитивной серии В, дополненных в разной степени качества, до экспериментальных Н-4.
Базовые потребности, комиссар, не выбьет даже прогрессивная датакратия: я люблю странных сломанных женщин. Они, точно старые игрушки, как зайцы с оторванным ухом, мне духовно