то время нашей истории было как ясный погожий день ранним летом. У нас, орков, было все нужное: благодатный мир, духи предков, чтобы вести нас.
Даже стихии благоприятствовали нам. Пища – в изобилии, враги свирепы, но уязвимы, а мы сами наделены многими дарами и талантами. Дренеи не были нашими союзниками – но не были и врагами. Они делились знанием и добычей, когда их просили. Это мы, орки, всегда держались поодаль, скрываясь и не доверяя. И это нас, орков, понудили исполнять чужую волю, сделали игрушкой в чужих руках.
Ненависть – могучая сила. Она может прожить дольше любого из живущих. Ненавистью можно управлять. Ненависть можно и породить.
Кил’джеден обитал во тьме – плотной, вечной, безвременной. Сквозь жилы его текла, пульсируя, мощь – лучше всякой крови, питательнее плоти, утолительнее любого питья, пьянящая и успокаивающая одновременно. Он не был всемогущ – пока не был. Пока миры падали к его ногам не силой мысли, но плодом войны, смерти, разрушения, чем Кил’джеден вполне довольствовался.
Изгнанники, предатели еще жили. Хотя для тех, кто обитал во времени и считал его, прошли многие столетия – Кил’джеден все еще чувствовал жизни беглецов. Где же они запрятались, Велен и ушедшие с ним? Трусы, не смеющие взглянуть в лицо ему и Архимонду, другу и союзнику в тяжелые времена… времена становления силы, когда из простых смертных они делались теми, кто есть сейчас.
И он, и Архимонд, и другие больше не звали себя эредарами. Велен назвал бы их ман’ари, но они – Пылающий Легион, армия Саргераса, избранные.
Кил’джеден протянул длинную алую руку, когтистую, изящную, в ничто, обнимавшее собою все сущее, – возникла зыбь, вопрос, устремленный в бытие. Когда враг удрал, в мироздание отправились разведчики, принесшие лишь вести о неудаче поисков. Архимонд пожелал казнить их за неудачу, но Кил’джеден добился, чтобы им оставили жизнь. Трусы сбежали – уж это он знал доподлинно. Остались те, кто жаждал одобрения и награды владык. И потому, хоть Кил’джеден и изъявлял свое неудовольствие провинившимся, иногда весьма болезненно, обычно давал им шанс исправиться. Иногда и еще один, когда видел, что они стараются изо всех сил, а не злоупотребляют терпением.
Архимонд такой заботы об изгнанниках не понимал.
– Есть множество миров для покорения и поглощения во славу нашего господина Саргераса, – ворчал он, и тьма сияла, пронзенная его голосом. – Пусть глупец тешится. Если вздумает применить свои таланты во вред нам, если создаст угрозу – мы это ощутим. Так пусть гниет в своем захолустье, лишенный всего, что ценил!
Кил’джеден медленно повернул массивную голову, посмотрел на повелителя демонов Архимонда.
– Бессилен он или нет – не это для меня важно, – прошипел он злобно. – Я хочу уничтожить его и глупцов, последовавших за ним. Я хочу покарать их за неверие, за отказ подумать о благе для всех нас.
Большая когтистая рука сложилась в кулак, когти впились в ладонь. Полился жидкий огонь, погас, встретившись с плотной тьмой, но остался грубый рубец, шрам. Тело Кил’джедена покрывало множество подобных рубцов – он гордился ими.
Архимонд был