в сумке-то? – поинтересовался водила, кивнув на стоящую на коленях Гладышева тяжёлую поклажу.
– Десять миллионов рублей, – ответил Дима.
– Шутник! – рассмеялся водитель. – На такие деньги можно целую колонну вот таких вот фур купить, как моя!.. Десять миллионов рублей!.. Бросай-ка свою сумку на спальник, чтобы она тебе на колени не давила, не мешалась!..
Так и ехали они всю дорогу до Москвы: Гладышев что есть мочи орал «Белые козы», а водила то и дело клевал носом, отчего Дима каждый раз хватал его за рукав и изо всех сил тормошил, запевая при этом ещё громче.
В Москве, на какой-то промбазе, едва машина встала к пандусу, водила тут же полез на спальник, скинул с него Диме тяжеленный саквояж и, сказав ему напоследок:
– Всё! Дальше сам двигай! – тут же вырубился.
Вылезая из высокой кабины, Дима услышал, как водитель во сне впечатлёно повторяет: «Десять миллионов рублей!.. Надо же!.. Десять миллионов!..»
Долго блуждал Дима по московским улицам, пока случайно не вышел через какой-то пустырь к железной дороге, а, бредя вдоль полотна, добрался и до платформы, на которой сел на электричку.
В вагонах происходило нечто невиданное им ни разу до того: народ толпами удирал от кондукторов, перебегая по платформе станции на каждой остановке из вагона, откуда шёл контролёр, в вагоны, где он уже был.
Быстро смекнув, что к чему, Дима присоединился к весёлой, ржущей и гогочущей на ходу, – поскольку кроме способа бесплатно добраться до столицы, это было ещё и несказанное удовольствие, – толпе, и тоже стал бегать вместе со всеми, рискуя потерять свой бесценный саквояж в давке во входных дверях, которые машинист, – тот тоже участвовал в этой игре, – видя, да и не в первый раз, наверное, что творится на остановках, закрывал аккурат так, чтобы треть, четверть или хотя бы осьмушка «зайцев» остались за бортом, на пустынной платформе, – он же всё-таки не Дед Мазай, и для него это тоже своего рода забава, как охота! – и остаться с одной рукояткой в руках, или вовсе раздавить его, порадовав подмосковную публику, да и москвичей, разлетающимися по ветру от уносящейся вдаль электрички тысячами разноцветных фантиков сторублёвок.
Однако всё обошлось, и вскоре, завидев шпиль Останкинской башни, Дима вместе с очередной порцией отсечённых дверями, немногочисленных уже, «зайцев» остался на платформе. Перейдя пути, он спустился с железнодорожной насыпи и пошёл на этот «маяк» сквозь дебри московских улиц, памятуя, что оттуда до «Космоса» добраться совсем уже просто.
Ему теперь не терпелось увидеть Веронику и открыть перед ней чемодан со своим несметным богатством, чтобы она поняла, наконец, что он тоже чего-то стоит, что написанные им романы оценили, пусть и, не прочитав, но всё же! И оценил их человек, который знает, наверняка, толк в искусстве!..
Он не мог сказать, сколько времени добирался до гостиницы, но, оказавшись у её ограды, рядом с будкой охранников, в которой сидели и оживлённо болтали между собой суровые дядьки, проверявшие, – зачем те сюда едут, – машины и только потом открывавшие им шлагбаум