и праздничные проигрыши выстроились в его голове нитью клубка из детских сказок, которые он заставлял читать маму, пока не научился читать сам. Подсознательно разматывающийся клубок вёл Краснова в детство, а оттуда в сказочный мир, к беззаботному принцу, не догадывающемуся о приближающихся вызовах судьбы.
При этом Краснов с удивлением открыл, что отсутствие слуха и голоса не мешает ему слышать и понимать музыку. Пусть он понимал её по-своему, не так, как научен и привык это делать изощрённый и одарённый талантами слушатель, но и его понимание имело право быть. Хотя бы потому, что история принца казалась ему не чужой, а внутренний голос будил, не давал успокоиться под навязанный композитором мотив.
«Раз – три-че-ты-ре-пять – раз-два – раз-два и три-че-ты-ре-пять», – бедный принц! Скоро ему давать свой ответ на вечный вопрос любви! Скорее всего, ответ этот будет тривиальным, а, следовательно, роковым.
На сцене продолжал выстраиваться необходимый композитору эмоциональный фон, отражая предание о древнем мире и его людях, от которых так недалеко ушли люди мира настоящего.
Скользя под аккомпанемент звонкой арфы и навевая томную негу, прозвучала светлая плавная мелодия танца троих. За ней дуэт, где гобой с небольшим опозданием точно воспроизводил мелодию фагота, представляя дополняющие друг друга мужское и женское начала, стремящиеся стать одним целым. «Па-ра-па-ра-па-ра-пам-пам – па-ра-па-ра-па-ра-пам-пам», – известная пьеса, Краснов её раньше слышал. Быстро, быстро, еще быстрее и вместе, всегда вместе, два как один, – вступившие трубы и все оркестровые души безоговорочно утверждают поставленную цель!
Новый танец – лёгкий, в ритме польки, под соло кларнета, флейты, фагота и аккомпанемент струнных инструментов. Следующим – энергичный мужской танец, утверждающий претензию на лидерство. Движения танцоров резки, прыжки высоки, приземления уверенны.
Будто случайно в мужскую уверенность врывается лебединый проигрыш, но тревожное напоминание не долго, уступает напору оркестра, и танцорам его можно пропустить, продолжая любоваться собственными массивными движениями под уверенную поступь тяжёлых и звонких аккордов.
А Чайковский всё добавляет и добавляет кусочки в мозаику, складывая своё представление о сказке. Это уже десерт для музыкальных гурманов, мало что дающий Краснову. Его слабый в музыкальном отношении мозг переполнен завязкой действия. Он слушает, отдавшись общему музыкальному течению. Воля гармонии, организованной умелой и непреклонной рукой, несет мужчину к неведомому берегу, и он просто ждёт, когда его ноги коснутся земли.
Звучит пьеса флейт и скрипок. За ней – оживленный праздничный танец. Его сменяет танец двоих – сюита из четырех номеров: трогательное задумчивое знакомство, грациозный вальс, густое ритмичное усложнение и возвращение к начальной мысли, обогащённое голосом флейты.
А вот танец-песня, исполненный мягкой русской