в комнате забыла».
Когда они меняли руки, по-медвежьи вытаптывая круг в снегу, Ляля с чрeзмерным
усердием дула в ладошки, а потом, схватив небрежным движением его руки и спрятавшись в них,
как в перчатки, приложила их к своим щекам. Он стоял, как дрессированный медведь с лапами,
поднятыми к её щекам с остатками маскировочного белого крема, и зачарованно смотрел ей
прямо в глаза. Ляля, помедлив секунду, сказала легко: «Вот, так гораздо теплее», – и отняла
медвежьи лапы от своих щёк. «Да что ж это такое!? – мысленно взмолилась она с негодованием. –
Ну что, что ты так на меня смотришь?! Любой другой уже сто раз целоваться бы полез!»
Но он не догадался, топтыгин этакий! Только неуклюже грел её руки в своих, даже когда
они бок о бок снова двинулись вперёд, как два полярника в фильме про Нобиле и Амундсена,
проваливаясь в снег и невольно толкая друг друга. В душе Ляли боролись два чувства: странное, извращённое удовольствие от того, что он наконец хотя бы прикоснулся к ней двумя руками и
держал её ладошки в своих лапах, как замёрзшую птичку, но вместе с тем она испытывала какую-
то тихую ярость, кипевшую на самом донышке её души, оттого что этот марсианин из чёртовой
Изотовки так и не догадался её поцеловать. «Как там они, в вашей Изотовке, размножаются?
Почкованием, что ли?» – с ожесточением думала она.
В столовой, вопреки ожиданиям, оказалось немного народу: большинство или ещё спали,
или уже ушли гулять по склонам, прощаясь с горами под аккомпанемент красивой, как в кино,
метели.
Ляля выбрала столик в самом дальнем углу и, сославшись на усталость, осталась сидеть
лицом к окнам, за которыми висела белая кисея. Савченко, отряхнувшись от снега, как дворовый
барбос, первым делом сбегал к кипятильнику и принёс ей горячего чаю в стакане. Она благодарно
обхватила обжигающе-горячий стакан двумя руками и почувствовала томительную боль в
замёрзших пальцах от резкого скачка температуры.
Вадим тем временем споро таскал с раздачи двойные порции сосисок с картофельным
пюре, бледные сваренные вкрутую яйца, щербатые блюдца с сероватым рыхлым творогом,
присыпанным ещё более серым песком-рафинадом поверх сметаны, и белый хлеб с фигурно
вырезанными брелоками сливочного масла. Всё это он победно водрузил перед Лялей,
довольный своим усердием и своей добычей.
– Угощение на столе! – весело воскликнул он. – Здесь есть всё, что нужно. А именно белки,
жиры и углеводы, в том числе сахар. Всё это адаптированная энергия солнца, преобразованная
методом фотосинтеза в корм, то бишь, тьфу, в продукты питания для нас, млекопитающих из
отряда приматов.
В другое время Ляля вступила бы с ним в весёлую, ни к чему не обязывающую дискуссию о
калорийности или энергетике солнца в твороге. Но сегодня её мысли витали далеко, как будто ей
и впрямь нездоровилось. Она в мыслях