кубанской помещицы, разъезжавшей по запуганным хуторам в бронированном «Мерседесе», в окружении «цепных псов». Они и «взяли за глотку» отважную некогда станицу Кущевскую, местные «цапки-цаповязы», доморощенные идолы, с размаху выбивая кистенем по черепам, вжатым в плечи, репутацию «образцового фермерского хозяйства», опоры «нового порядка», очень схожего с тем, что пытались установить здесь оккупанты трагическим летом 1942 года…
Кончина адыгейского помидора
Как ни старался президент Совмен вернуть к жизни адыгейский томат, а ничего путного из этого не вышло. Однажды в Москве на Центральном рынке, что на Цветном бульваре, я случайно увидел Марию Владимировну Миронову, легендарную актрису и мать незабвенного Андрея Миронова. Закутанная в шаль и уже мало кем узнаваемая, она тяжело шла вдоль торговых рядов, похожих на выставочные витрины, и приценивалась к плодовоовощному изобилию, нагроможденному сверкающими египетскими пирамидами. Мне стало любопытно, и я по возможности с отрешенным видом пристроился неподалеку. За каждой такой пирамидой стоял жгучий брюнет – усатый, с хитрыми глазами и улыбкой профессионального плута, этакий базарный меняла из «Багдадского вора».
– Что мадам желает? – звучит вкрадчиво, с обволакивающими южными интонациями.
– Мадам желает хороший помидор! – низким, чуть хриплым голосом отвечает актриса, с нескрываемым презреним рассматривая умопомрачающие ценники.
– Вай! – кричит носатый красавец, воздевая руки над роскошной помидорной грудой. – Так это лютьчие! – и склонившись, утвердительно сообщает: – Из Майкопа, бабюшка! Мамай клянусь!..
– Да ты когда-нибудь видел настоящий майкопский помидор? – криво усмехнулась Миронова. – От него за версту полевой запах идет, а от твоих, – актриса сделала сценическую паузу, – дустом тянет, как от вошебойки.
– Вай! – снова вскидывает руки враз изменившийся «меняла». – Да я тебя, старюха!..
Мгновенно сбившись в стаю, продавцы дружным ором понесли вослед величественной даме что-то свое («гыр-гыр-гыр»), видимо, восточное негодование. В России это можно, попробовали бы дома!
Я ещё какое-то время осторожно тянулся за Марией Владимировной и ее спутницей, теткой средних лет с полупустой кошёлкой в руке, улавливая обрывки разговора.
– Превратили Москву чёрт-те во что! – устало бурчала Миронова, не обращая ровно никакого внимания на «гыр-гыр». – Уже не столица России, а какой-то… Тегеран!
Это были как раз времена, когда приезжие из независимого Азербайджана массово осваивали Москву, становились хозяевами не только Центрального рынка, но и всего Цветного бульвара и даже Трубной площади, где в конце позапрошлого века молодой Антоша Чехонте болтался из любопытства по знаменитому птичьему рынку, занося в книжицу наблюдения и слова. «Ваше местоимение», например.
Сейчас же и все прочие столичные рынки давно и монолитно перешли под тотальный контроль кавказских выходцев, утверждавших свои правила, законы,