линным, что-то вроде «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля кроме него погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами; написанные им самим».
Такой способ написания, несомненно, очень удобен и честен, потому что позволяет читателю, еще не открыв книгу (а может, ее и вовсе открывать не нужно), знать, что ему «подсовывает» автор. Но времена сейчас другие и ни у кого не хватит терпения прочитать такое длинное название до конца, поэтому пришлось его урезать до «читабельного» состояния. А «подлинное» название звучало бы примерно так: «История о человеке, идущем по Пути своим собственным путем, происходящая на фоне изучения им прекрасного и широко известного оздоровительного (как выясняется в процессе чтения, не только оздоровительного) Ци-Гун Восьми кусков парчи».
Эта работа ни в коей мере не является методическим пособием по изучению комплекса Восемь кусков парчи. В этом не было необходимости, ибо этот Ци-Гун весьма подробно описан в книге Михаила Роттера «Ци-Гун Кентавра, или Толкающие руки, обернутые в восемь кусков парчи», выпущенной ранее издательским домом «Ганга». Скорее, «Драгоценности Восьми кусков парчи» – это сказка, которая может рассматриваться, с одной стороны, как «сказочное» послесловие к «Ци-Гун Кентавра», а с другой – как предисловие к «Взрослым сказкам о Гун-Фу», также выпущенным в свет издательством «Ганга».
Как бы читатель ни рассматривал эту работу, – как отдельную книгу, предисловие или послесловие к другим книгам, – автор надеется, что ее прочтение в любом случае принесет читателю удовольствие, а если очень повезет, то и пользу по принципу: «Сказка ложь, да в ней намек…»
Учитывая, что это на самом деле чистой воды сказка (хотя и не без намека), представляется уместным напомнить, что в любой сказке все действующие лица сказочные, так что все персонажи здесь вымышленные и никакого отношения к действительности не имеют.
«Смирение, спокойная, любезная речь, честность, терпимость, доброжелательность ко всем существам, а также самодисциплина делают человеческую жизнь достойной уважения. Если вы сможете стяжать эти добродетели, ваша жизнь также расцветет и наполнится ароматом».
Первый кусок парчи
В путь
«Непривязанность, или отрешенность, сама по себе обладает особым характерным блаженством».
Много учеников у меня не было никогда, ибо я учил честно и всерьез. А настоящее обучение – это всегда долго и очень маленькими группами, чаще по одному-два человека. Что делать, иначе не получается. Но однажды, когда я задумался и начал вспоминать их (а каждого я помнил, как собственного сына), то оказалось, что за мою долгую жизнь я обучил не так уж и мало настоящих мастеров.
Лучше всего я помнил своего последнего ученика Миня. И не потому что он был последним (наоборот, в старости люди обычно лучше помнят то, что было давно), а потому что он был одновременно и самый способным, и самым «трудным», уж очень он был дик, свиреп и непокорен.
Прекрасно помню тот день, когда его дед, уважаемый лекарь, господин Тхиеу (он так и не соизволил поменять свое китайское имя на вьетнамское) привел этого мальчишку Миня ко мне. Такому человеку, как я, достаточно одного взгляда, чтобы понять, кто стоит передо мной. А тут и понимать было нечего, любая базарная торговка, перед которой каждый день проходит множество людей, поставила бы парнишке точный диагноз: несомненный бандит. Лет ему было тринадцать, и, судя по его взгляду, он ничего не боялся и никого не уважал. Ну, может, только своего деда, к которому относился с явным почтением. На меня он смотрел настороженно, но без всякого страха, хотя господин Тхиеу наверняка рассказывал ему про меня. Я сразу заметил, что он буквально «набит» энергией, отменно сложен и чрезвычайно крепок для своих лет. Мне он напомнил гибкий сыромятный ремень, который не всякий цирковой силач сумеет разорвать. И еще: этот паршивец смотрел на меня, старого Вана, в упор, не опуская глаз. А такое позволяли себе далеко не все взрослые мастера. Сказать по правде, я уж и не помнил, когда такое было в прошлый раз.
В общем, тот еще фрукт. Если бы мальчишку привел не господин Тхиеу, а кто-то другой, я бы даже и разговаривать не стал, очень неважный подарочек для учителя. Но старый лекарь был абсолютно честен со мной: он рассказал, что учит мальчишку с малых лет, что у него редкие способности к воинским искусствам и блестящая память, дающая ему возможность за один раз запоминать десяток акупунктурных точек вместе с показаниями к применению. Это позволяло бы надеяться на то, что из него в будущем может получиться не только великий воин, но и прекрасный лекарь, если бы не его тяжелый и очень агрессивный характер. Уже сейчас Минь никому не подчиняется, кроме своего отца и своего деда, господина Тхиеу. Поэтому единственный, кому он, господин Тхиеу, может доверить дальнейшее обучение этого маленького упрямца – это уважаемый мастер Ван, то есть я.
Тут