доверием ее сестры Елизаветы. Но теперь она чувствует себя не совсем хорошо, а потому нуждается в тишине и покое. Ввиду этого она отправляется завтра же на несколько дней в Сент-Эндрью, где в полном одиночестве обсудит вопрос о своем будущем. По возвращении она сейчас же примет его, лорда Дэдлея, а пока просит его пользоваться ее королевским дворцом.
Дэдлей долго раздумывал над ответом королевы и в конце концов пришел к заключению, что этот внезапный отъезд Марии Стюарт для него более благоприятен, чем если бы она приняла его сейчас же.
Сэррей вышел из столовой вместе с Дэдлеем и прошел в свои комнаты, находившиеся в нижнем этаже правого флигеля. Он попросил Сэйтона не провожать его и отослал слуг, которым было приказано посветить ему; да это было и лишним, так как на лестнице и по всей галерее горели многочисленные лампы.
Георг Сэйтон и его друзья остались в столовой и продолжали бражничать.
Стоя у окна лестницы, которая вела к его комнатам, Сэррей мог прекрасно следить за тем, что делалось за столом. Оживленные жесты пировавших доказывали, что веселье началось лишь по уходе неприятных гостей. У Роберта явилось тяжелое чувство, которое еще более усилилось, когда он увидел, что в столовую вошли и дамы, приглашенные, по-видимому, только после ухода Дэдлея и его друга. Одна из дам заняла место хозяйки за столом.
По ее сходству с Георгом и тому почтению, которое ей оказывали гости, не могло быть сомнения, что дама принадлежит к семье Сэйтон. Она была копией своей сестры Марии, такой же юной и свежей, какой была та в Инч-Магоме. Молодая девушка отличалась кротким, нежным выражением лица, у нее не было той своенравной, вызывающей улыбки, которая несколько портила Марию Сэйтон. Вся ее гибкая фигура поражала своей целомудренной прелестью.
Бесконечная тоска охватила сердце Сэррея. Вот та, которую он всегда любил и не мог забыть; это была даже не Мария Сэйтон в юности, а идеализированная Мария, приукрашенная пылкой фантазией влюбленного пажа. Легкий шорох у окна заставил Роберта отскочить и спрятаться в комнату. Краска стыда и негодования залила его щеки при мысли, что Георг Сэйтон скрыл от него это сокровище, как бы считая его недостойным знакомства со своей сестрой. Тысячу раз Роберт говорил себе, что заслуживает полного презрения за то, что пользуется гостеприимством человека, который ненавидит его, и в то же время чувствовал, что никогда не решится уехать из этого дома и готов перенести какие угодно унижения, если бы прекрасная сестра Марии удостоила его хотя бы мимолетной улыбкой. Он сидел неподвижно и смотрел в одну точку. Невеселые думы носились в его голове, сердце скорбно сжималось. Зачем ему суждено было полюбить именно шотландку, сестру Марии и гордого шотландского дворянина, ненавидевшего его всей душой? О, как хотелось Роберту услышать только одно слово с ее уст, упиться одним ее взглядом!
В комнатах становилось все темнее, но Сэррей не зажигал огня. Он чувствовал себя разбитым, его голова горела. Роберт давно похоронил